Путин обогнал Брежнева, по времени нахождения у власти

 https://iz.ru/1262776/arsenii-zamostianov/nash-ilich-pochemu-rossiiane-n...

115 лет назад, 19 декабря 1906 года, родился Леонид Брежнев — политик, окрестивший свою эпоху «развитым» — с ударением на последний слог — социализмом. И, несмотря на популярную серию язвительных анекдотов о «суперстаром» лидере дряхлеющей сверхдержавы, современники и потомки вспоминают о нем по большей части ностальгически. Брежнев — из тех политиков, которых легко идеализировать и легко ниспровергать. И то и другое — род исторической байки. В чем секрет этого феномена и этой судьбы — разбирались «Известия».

Сын фабрикатора

Происхождение Леонида Ильича — самое что ни на есть пролетарское, как будто специально придуманное для советской энциклопедии. Впрочем, его семья никогда не относилась к неимущим. Отец будущего генерального секретаря, человек энергичный, переехал в рабочий поселок Каменское (позже — город Днепродзержинск) из села Брежнева Курской губернии, стал фабрикатором (не путать с фабрикантом) на металлургическом заводе. То есть — хорошо разбирался в производстве, дослужился до «белых воротничков», распределял задания по цехам и занимался проверкой качества продукции. Со старой фотографии на нас смотрит целеустремленный, франтоватый мужчина, чертами лица сразу напоминающий своего знаменитого сына.

Брежнев-старший не жалел сбережений на образование детей. В 1915 году Леонид поступил в гимназию, а окончил уже «единую трудовую школу» после Гражданской войны. Он решил продолжить «рабочую династию», стал учеником слесаря, но индустрия восстанавливалась медленно — и Брежнев поступил в Курский землеустроительный техникум. Однако профессия землемера показалась ему скучной. К тому же в стране наступал «великий перелом» — начало форсированного развития индустрии. Он вернулся в родные края, поступил в Каменский металлургический институт имени Арсеничева. Стал инженером-теплосиловиком, вступил в партию, работал на заводе — сперва у станка, потом в кабинете.

Студентом участвовал в самодеятельности, читал со сцены стихи, которые полюбил на всю жизнь, — Сергея Есенина, Владимира Маяковского и, как ни странно, «Сакья-Муни» бесконечно далекого от советской власти Дмитрия Мережковского (эта книжка попалась ему случайно — и вошла в репертуар). Но, как и вся страна, предпочитал все-таки Есенина, часто декламировал его в праздничные дни в дружеском кругу — до последних дней.

В Кремль через Прагу

Государственная карьера «многообещающего инженера Брежнева» (так писали о нем в заводской многотиражке) началась в 1937 году, на пике Большого террора, когда по всей стране для молодых специалистов открывались возможности быстрого карьерного роста. К началу войны он был уже секретарем Днепропетровского обкома по оборонной промышленности. Его — полкового комиссара запаса — призвали в армию в первые дни Великой Отечественной. Чаще всего, как известно, он вспоминал бои на Черном море, высадку десанта на Малую землю — плацдарм под Новороссийском. Полковник Брежнев был тогда начальником политотдела 18-й десантной армии — и свою служебную лямку тянул честно. А закончил войну в Праге в звании генерал-майора. И 24 июня 1945 года прошагал по брусчатке Красной площади на Параде Победы.

В послевоенные годы Брежнев последовательно возглавлял важнейшие для промышленности Запорожскую и Днепропетровскую области. Обе война превратила в руины. Это время оказалось ключевым для его карьеры. Если бы не справился с быстрым восстановлением индустрии — крах мог бы оказаться болезненным, а он после этого шел только на повышение, и в октябре 1952 года неожиданно для самого себя стал членом расширенного Президиума (Политбюро) ЦК. Он вошел в когорту «наследников Сталина» — и в хрущевские времена быстро обосновался на первых ролях. И наиболее тепло и велеречиво поздравлял «нашего Никиту Сергеевича» с юбилеями и наградами.

Закономерно, что именно Брежнев — бесконфликтный, мягкий — возглавил заговор против Хрущева и с помощью соратников безукоризненно провел его отставку со всех постов. В перестроечные годы немалой популярностью пользовалась версия, что партийная элита выдвинула его, потому что «бонзам» был выгоден слабый, податливый руководитель «без хребта». Пожалуй, это опрометчивая оценка. Просто никто в окружении Хрущева не обладал таким управленческим опытом: ведь Брежнев работал в четырех союзных республиках, две из них — возглавлял и успел «пообтесаться» в большой политике на посту «советского президента» — Председателя Президиума Верховного Совета. К тому же он считался специалистом по «оборонке» и был достаточно популярен в армии.

При этом добродушный нрав не мешал ему мягко и неотступно перемалывать политических конкурентов — без кровопролития и арестов. Они просто в расцвете сил исчезали из Политбюро, из «ближнего круга» власти, и становились послами в дальних странах и руководителями среднего звена. Так случилось с Николаем Егорычевым, Дмитрием Полянским, Александром Шелепиным, Петром Шелестом, Владимиром Семичастным...

«Начальник партии»

Осенью 1964 года лишь немногие убежденные «хрущевцы» не приняли рокировку на советском политическом Олимпе. В СССР репутация Никиты Хрущева в то время серьезно пошатнулась. Народ бурлил: Хрущев сам себя награждает звездами Героя Соцтруда, говорит о приближении коммунизма, а в стране — очереди за хлебом. Брежнев и новый председатель Совета министров Алексей Косыгин по сравнению с предшественником выглядели куда более современно, энергично и деловито. Они не стали долго спекулировать на критике Хрущева, объявленного «волюнтаристом», но стиль политической жизни резко изменился. Стало меньше высокопарной риторики, больше прагматики. Да и хлебный кризис удалось преодолеть.

Имело значение и обаяние 58-летнего Брежнева, ставшего главным «начальником партии». Зарубежные дипломаты отмечали, что у него, похоже, «лучший портной в Москве». Леонид Ильич действительно умел носить костюмы, держать офицерскую осанку и добродушно, открыто улыбаться. Всем своим видом он показывал приверженность любимому правилу императрицы Екатерины Великой: «Живи и жить давай другим».

И еще один признак «развитого социализма». Брежнев — в гораздо большей степени, чем Сталин, Хрущев, Горбачев, — доверял профессионалам — будь то академики, главные конструкторы, министры или его личные советники и консультанты. Это видно по сохранившимся стенограммам заседаний Политбюро: генеральный секретарь нередко менял свое мнение, соглашаясь с Андреем Громыко, Алексеем Косыгиным, Дмитрием Устиновым, Юрием Андроповым, Михаилом Сусловым. Однажды это случилось непосредственно во время переговоров с президентом США Джеральдом Фордом во Владивостоке. Они обсуждали будущий договор об ограничении стратегических вооружений — ОСВ-2. Брежнев по телефону сообщал о ходе переговоров членам Политбюро. И ему даже пришлось изменить свою первоначальную позицию, когда он понял, что председатель Совета Министров Косыгин и министр обороны Андрей Гречко считают возможные уступки советской стороны избыточными.

Брежнев (разумеется, не в одиночку) сумел создать систему, которая управляла огромной территорией Советского Союза и сохраняла политическое лидерство на пространстве «социалистического содружества». Иногда система давала сбои. Ему пришлось пережить два крупных кризиса — чехословацкий 1968 года и польский, который долго тлел и завершился введением военного положения в 1981-м.

В 1968-м Брежнев проявил и выдержку, и политическую цепкость, убеждая лидера «Пражской весны» Александра Дубчека не нарушать договоров, которые объединяли СССР и ЧССР. Он долго пытался избежать силового варианта — и быстро вывел войска из «братской страны», подобрав достойную кандидатуру для «нормализации» — Густава Гусака, который в отличие от Дубчека был жертвой «сталинских перегибов», несколько лет провел в лагере, но считал сотрудничество с Москвой выгодным для Чехословакии. На счету Брежнева вообще немало кадровых удач. И среди «хозяев областей», и среди ключевых министров многие ставленники «дорогого Леонида Ильича» до сих пор считаются образцовыми руководителями. А наращивание внешнеполитической мощи происходило на фоне медленного, но заметного повышения уровня жизни.

Советская боевая техника на улицах одного из чехословацких городов, 1968 год

Фото: РИА Новости/Скуратов

Общество быстро привыкло к миролюбивому спокойствию. Итальянский историк Джузеппе Боффа считал, что «брежневская стабильность» «соткана из многих элементов: гордости за достигнутые после мучительного напряжения результаты прошедших десятилетий; законного желания воспользоваться их плодами, какими бы скромными они ни казались; понятной усталостью от трагических страданий прошлого и судорожных хрущевских нововведений; наконец, страхом, что новые потрясения могут вызвать конфликты, за которые придется дорого заплатить, как уже случалось в прошлом». Во многом — справедливое определение.

Дряхление системы

О его правлении можно часами говорить языком анекдотов и баек. И получится содержательно, даже близко к исторической правде. Ведь многие популярные анекдоты складывались у него сами собой — при общении с товарищами. Достаточно вспомнить его просьбу к своим «речеписцам» не цитировать Карла Маркса: «Кто поверит, что Леня Брежнев читает Маркса?» Или, когда Брежнев признавался французским журналистам, что врачи запрещают ему много курить — и друзья подарили ему необычный портсигар, из которого сигарета вылетает только один раз в 60 минут. Он продемонстрировал это чудо техники, с наслаждением покурил, а потом спокойно достал из кармана обыкновенную пачку — и стал курить из нее. Правда, после 70 он все-таки бросил курить, но иногда просил водителей, охранников и переводчиков выдыхать на него сигаретный дым.

В первые годы правления Брежнев не перебарщивал с орденами и славословиями в свой адрес. Середина 1970-х принесла болезни, спад энергии — и Леонид Ильич потерял бдительность и вкус, а царедворцы включили пятую скорость лести. «Верный ленинец» (так постоянно называли Брежнева в его закатные годы) получил гораздо больше наград, чем Ленин и Сталин вместе взятые. Конечно, это вызывало глухой ропот в стране — особенно среди фронтовиков, к которым Брежнев вообще-то относился почтительно, даже с сентиментальной любовью.

Кроме наград жизнелюбивый генеральный секретарь отдавал должное хорошим автомобилям, охоте, специально выпускавшимся для него сигаретам «Новость», обаятельным женщинам, был хоккейным болельщиком... Нет, он не превратился в монарха-сибарита, подобно югославскому партийному лидеру Иосипу Брозу Тито. Брежнев довольствовался достаточно скромным комфортом, просто на фоне аскетизма других сталинских выдвиженцев он выглядел настоящим барином.

Главной бедой того времени, конечно, был товарный дефицит. Самое неприятное, что с годами он становился острее, а торговые работники превращались в особую касту, привилегированную, хотя и без гарантий «от сумы да тюрьмы». Можно считать это изъяном тотально планового хозяйства. А можно — болезнью роста. При Брежневе, после «косыгинской» экономической реформы, после повышения пенсий и ощутимого роста уровня жизни в маленьких городах и поселках, где открывались новые предприятия, материальные возможности миллионов людей стали прочнее. Они могли себе позволить и «шесть соток» с домиком, и летний отдых у моря, и мясо в щах каждый день. И отдельная квартира постепенно переставала быть несбыточной мечтой обитателей рабочих коммуналок. Скромное благосостояние? Но до Брежнева всё это было уделом узкого круга высокооплачиваемых специалистов.

Длинные очереди стали приметой того времени и коронной темой для сатирических монологов любимых артистов страны, начиная с Аркадия Райкина. Нет, Брежнев не устранялся от проблемы — и «продовольственная программа», которую он принял незадолго до смерти, была попыткой излечить эту экономическую болезнь. Правда, и это его начинание вызывало колкие насмешки: мол, говорим о «развитом социализме», а накормить народ не можем.

Почти каждый день он появлялся в телевизионном эфире — и дряхлел на глазах миллионов соотечественников. Программу «Время» в конце 1970-х в народе называли «И это всё о нем — и немного о погоде». Но именно при Брежневе мы получили несколько общественно значимых традиций, которые в значительной степени до сих пор сплачивают страну. В его эпоху появились и кинообразы, которые несколько десятилетий объединяли страну: Штирлиц, Глеб Жеглов, председатель колхоза Захар Большаков. И БАМ, последняя великая стройка «развитого социализма», вопреки скептицизму экономистов начала 1990-х, в наше время загружен на 105%.

Разбитое здоровье, опасные болезни — всё это не мешало Леониду Ильичу каждый год 1 Мая и 7 ноября появляться на трибуне Мавзолея, а 9 Мая — принимать фронтовиков. Политик до кончиков своих густых бровей, он умел превозмогать себя. Только вздыхал обреченно: «Эх, работёшка!» (эта реплика сохранилась в одной из архивных записей).

Брежнев на трибуне Мавзолея В.И. Ленина на Красной площади в Москве во время праздничной демонстрации

Фото: РИА Новости/Юрий Абрамочкин

Его последний год вышел драматичным — и вовсе не в стиле пушкинского определения «царствуй, лежа на боку». В марте он прибыл в Узбекистан и заехал на авиационный завод имени Чкалова — одно из передовых предприятий, построенных в «его» время. Во время визита на генсека обрушились леса, возведенные вдоль стоявшего на стапеле фюзеляжа. «Леонид Ильич лежал на спине. Углом металлического конуса ему здорово ободрало ухо, текла кровь», — вспоминал впоследствии сотрудник охраны Брежнева Владимир Медведев. С переломом и смещением ключицы генсек продолжил официальные встречи, хотя еле держался на ногах. В Москве его сразу доставили в больницу. Лечили долго, но с тем стрессом ослабленный организм так и не справился. Леонид Ильич умер в своей постели в промозглую осеннюю ночь 1982 года, совершенно обессиленный после ноябрьского праздника и вечерней охоты в Завидове.

Наследство генерального

Брежневское 18-летие, несмотря на чехословацкий кризис 1968 года и ввод войск в Афганистан в конце 1979-го, было для Советского Союза временем перехода от «чрезвычайщины» к мирному развитию, к «сосуществованию» с противниками по холодной войне. Это не означало ослабление военной программы. Напротив, именно при Брежневе СССР достиг паритета с «вероятным противником» по ракетному оружию, получил современный флот и укрепил свои военно-политические позиции на Кубе, во Вьетнаме, в Африке. Сказался крестьянский практический ум Брежнева: дружить с соседями, но в зависимость от них не впадать и порох держать сухим, усиленно развивая науку «оборонного значения» и военное производство.

Социологические опросы последних лет показывают, что в обществе превалирует одобрительная оценка политики Брежнева и его эпохи. Среди экспертов популярно мнение, что первое брежневское десятилетие можно считать лучшим временем для нашей страны в ХХ веке. И если бы Брежнев, перенесший серьезные заболевания в 1974–1975 годах, ушел из большой политики — его можно было бы признать самым эффективным лидером своего времени.

Брежнев в отличие от некоторых коллег не отличался нечеловеческой работоспособностью, но он вырос в грамотного организатора, мотиватора, неплохо разбирался в людях, был настоящим центристом, умел находить наиболее безопасную и для страны, и для ее руководства политическую линию. Ну а искусство идти на компромисс стало хорошим приложением к этим качествам Леонида Ильича. И в наследство преемникам он оставил страну мощную, выходившую на мировые рынки и как энергетическая сверхдержава, и как поставщик технологий.

Но к этому нужно добавить продолжавшийся продовольственный кризис и афганскую войну, достойно завершить которую было непросто. Он запоздал с отставкой, не избежал ошибок, но высокомерной формулы «эпоха застоя» все-таки не заслужил. Вот и книги Брежнева в середине 1980-х сдавали «в макулатуру», а сегодня — снова переиздают. И полезных мыслей там немало — пускай и далеко не все они принадлежат лично Леониду Ильичу.

Несколько лет назад к Новому году в дебрях интернета появился странный ролик: новогодняя песня, составленная из подлинных слов Брежнева с эффектом, что он поет ее на наших глазах. Потом вышло еще несколько похожих клипов с политиками разных лет. Но популярность брежневского — вне конкуренции. Из его уст пожелания добра и мира звучат особенно органично. Не будем идеализировать Леонида Ильича. Но и бороться с ностальгией не стоит.

Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»