Они поднимались первыми

Эту вину я особенно остро чувствую, когда вспоминаю о своем визите к политбойцу стрелковой роты. К сожалению, не могу назвать его имя, давно это было, 45 лет назад. Но адрес не забыл: Бугуруслан, ул. Чкалова, д. 73, первый подъезд. Помню весь разговор с ним и свое наивное до глупости разочарование. В военкомате мне рекомендовали его как заслуженного фронтовика. И я приготовился слушать рассказ о ярких эпизодах войны. Он же очень скромно поведал мне об атаке советских бойцов и своем тяжелом ранении. К сожалению, я тогда так и не собрался написать о нем в газету…
Только спустя много лет, то и дело мыслями возвращаясь к той встрече, постепенно стал осознавать, что каждое слово в том незамысловатом рассказе было на вес золота, которое я сразу не разглядел. Кстати, от него тогда впервые услышал о политбойцах. Оказывается, это были наиболее активные коммунисты и комсомольцы, которые брали на себя повышенную ответственность за исход наступления, успех обороны и военную подготовку. А что значит повышенная ответственность? Мой собеседник, например, считал своим долгом первым подняться в атаку.
Все ли представляют себе, каково это – первым вскочить из окопа? И особенно если вражеская цепь ждет атаки. Первого берут на прицел снайперы и еще десятки, если не сотни фашистов. И наш боец знает это. Понимает, что решается почти на верную смерть. Но сознание того, что он жертвует собой ради детей и матерей, ради Родины, ради своих товарищей по оружию, сильнее гибельного страха. И в душе его разыгрывается невидимая окружающим драма…
И вот бугурусланец выскакивает из окопа. И с криком «ура» бросается навстречу кинжальному пулеметному огню. И спиной чувствует, как после маленькой паузы, которая показалась ему вечностью, раздается дружное эхо его боевого клича. Это в атаку поднялась вся стрелковая рота.
Но я не зря сказал, что первый атакующий – главная мишень для фашистов. И наш политбоец получает свою пулю. Она тяжело ранит его в нижнюю часть живота. Он падает, но подоспевшие санитары спасают воина. По неясным намекам (тогда об этом стеснялись говорить прямо) я понял, что рана лишила его будущего счастья отцовства.

Неплакатные герои

Теперь-то я в красках вижу картину его подвига. А тогда мы, молодые, были под влиянием излишней романтизации войны. Книги, журналы, газеты, кинофильмы были насыщены повествованиями с увлекательными сюжетами, в которых рассказывалось о многоходовых смелых и интеллектуально содержательных подвигах советских людей – бойцов и командиров, партизан и подпольщиков, юных мстителей. Достаточно напомнить киноленты «Подвиг разведчика», «Небесный тихоход», «Бессмертный гарнизон», книги о легендарном разведчике Николае Кузнецове и т.д. Сейчас кое-кто склонен клеймить за это пропагандистские институты послевоенных лет. Но я с пониманием отношусь к тому перекосу: надо было вывести народ из шока, вызванного неисчислимыми потерями и страданиями, усилить гордость победителей. Поэтому и вышла на первый план героизация и даже романтизация советских воинов. Но жаль, что она несколько заслонила основу, на которой зиждилась наша Победа. А эта основа – готовность большинства солдат и офицеров переносить тяготы полевой войны, умение приспособиться к крайне неуютной окопной жизни – всегда под открытым небом, в любую стужу и слякоть.
Кстати сказать, Черчилль и Рузвельт не раз отмечали это достоинство советского солдата. Именно способность терпеливо переносить тяготы и опасности войны, считали они, позволило Красной Армии обессилить полчища врага, рассчитывавшего на отработанное искусство блицкрига. Гитлеровский блицкриг увяз прежде всего в наших выносливости и терпеливости. Ну и конечно, в готовности к самопожертвованию во имя других, как это показал мой бугурусланский герой.

Испорченные сапоги

Признаюсь, в молодости я недооценивал и простой солдатский подвиг моего тестя, ташлинца Федора Семеновича Левченко. На фронте он выполнял какую-то штабную работу. Ну да, наверное, реже других бойцов подставлял свою грудь под пули. Вроде и нечем особенно погордиться. Но однажды его фронтовая жизнь предстала передо мной в ином свете. Я понял это из рассказа о его десятидневной побывке в семье во время войны. О ней распорядился сам Сталин (а скорее всего секретариат вождя). Жену Федора Семеновича, как оказалось, разнесли чего-то испугавшиеся лошади, запряженные в бричку. Она получила серьезную, опасную для жизни травму. И ее мать написала Верховному проникновенное письмо. Сталин приказал дать бойцу десятидневный отпуск. Дома с моего будущего тестя не могли снять сапоги – ноги разнесло от множества нарывов и гнойников. Это было следствием сильнейшей хронической простуды. Для меня стало открытием, что солдаты неделями, а то и месяцами спали, не снимая обуви, она прирастала к ногам. 
Сапогами пришлось пожертвовать. Дед Василий разрезал голенища и выкинул излохмаченную обувку. Ноги стали наскоро лечить народными средствами. А к концу отпуска кинули клич по соседям. Подходящие сапоги для солдата нашлись.
И еще выяснилось, что при штабе он оказался, скорее всего, потому что был ограниченно годен к строевой службе. Из-за полиомиелита, которым тесть переболел в детстве, одна нога у него оказалась короче другой. Его даже не хотели брать в армию. И юноша обратился с протестом к всесоюзному старосте Михаилу Ивановичу Калинину. Помогло. Перед войной он стал пограничником, попал в легендарный брестский погранотряд, дружил с будущим Героем Советского Союза Андреем Кижеватовым, который совершил подвиг при защите Брестской крепости.
Когда через три года тяжелых сражений наши войска вернулись к западным рубежам СССР, пограничников отозвали из действующей армии. Левченко несколько лет служил в Западной Украине. Именно от него я впервые узнал горькие подробности борьбы с бандеровцами, которые продолжали дело гитлеровцев. После демобилизации в звании старшего лейтенанта Федор Семенович, работая на целине, получил за ее освоение орден Трудового Красного Знамени.

Вечный адрес солдата

Когда я был сотрудником ташлинской районки, в мои руки попало письмо замполита воинской части, в которой воевал брат отца Федор Иванович Никитин. Заметьте, не казенная похоронка пришла в семью, а по сути очерк на четырех тетрадных страницах. Политрук подробно описывал, как в разгар решающего сражения мой дядя, связист, сначала один, потом другой раз, под обстрелом с земли и воздуха восстанавливал проводную связь, без которой невозможно управлять современным боем. Напарник Федора Ивановича, с которым он по-пластунски ползал между траншеями, был тяжело ранен. Дядя взвалил его себе на спину и попытался вынести с поля боя. Но очередь с вражеского самолета добила товарища. Вскоре погиб сам Федор Иванович, зажав в своих руках оголенные концы проводов. Вроде все это обыденные фронтовые дела, но они так тронули душу офицера, что он написал о них жене дяди, тете Лене, душевное письмо и закончил его почти на поэтической ноте. Мол, скоро на могиле героя зацветет сирень.
Тогда эту смертельно опасную «пахоту» я тоже недооценил. А может, просто постеснялся использовать служебное положение – письмо не было опубликовано. Но с годами память о подвиге дяди не погасла, а только обострилась. От его дочери Валентины Решетовой, что живет в ташлинском селе Благодарном (кстати, это мать охотоведа заказника Александра Решетова, что, преследуя браконьеров, получил картечину в грудь, о чем в прошлом году писал «Южный Урал»), я узнал: Федор Иванович похоронен в Колпино Ленинградской области. Она назвала даже номер могилы на центральном кладбище города, извлеченный из интернета. Хорошо бы, высказала пожелание моя двоюродная сестра, положить букет цветов на могилу папы. 
Эстафету поиска солдата подхватил мой племянник Сергей Бурлака, который живет в Петербурге. Он шесть раз выезжал в Колпино. Просил помочь в розыске могилы работников местного военкомата, подразделения МЧС, которое вроде курирует кладбище, обращался в горархив. Предлагал деньги за содействие в изысканиях. Но так ничего конкретного не добился. И пришел к выводу, что это только прекраснодушное телевидение рассказывает нам о всеобщем внимании к захоронениям воинов, отдавших за Родину самое главное – жизнь. Поиски в конце концов привели его к колпинской братской могиле. И он написал заявление в местный магистрат с просьбой выбить на стеле общего захоронения фамилию Федора Ивановича. Будем надеяться, что его настойчивость позволит извлечь имя героя из небытия. В смысле публичного признания. Ну а мы, его родные, и без того будем до конца жизни помнить одного из простых пахарей войны, тех пахарей, которые являют собой становой хребет Великой Победы.
За многие годы расстояния разделили нас, родных, но теперь память о героях войны снова сблизила.

Владимир НИКИТИН

журналист, бывший главный редактор  оренбургской областной газеты  «Южный Урал»