Политический обозреватель «Правды» Виктор КОЖЕМЯКО беседует с историком и писателем Анатолием ЖИТНУХИНЫМ

К тем роковым августовским дням 1991 года, ставшим трагически переломными для нашей страны, постоянно обращаются и будут обращаться все, кому судьба Родины не безразлична. Казалось бы, написано и сказано о происшедшем тогда столько, что нечего уже искать и рассуждать. Однако остаётся впечатление (по моим наблюдениям, не только у меня, а у многих), что далеко не всё про катастрофические события августа-91 мы узнали и поняли.

Именно это продиктовало мне накануне 25-летия антисоциалистического переворота необходимость встречи с моим собеседником, которого сейчас вам представлю. Почти десять лет назад, когда издательство «Молодая гвардия» выпустило в своей знаменитой серии «Жизнь замечательных людей» добротную книгу о Г.А. Зюганове, я познакомился с её автором — историком, публицистом, писателем Анатолием Петровичем Житнухиным. И вот теперь в той же «молодогвардейской» серии одна за другой выходят две книги, посвящённые личностям, сыгравшим видную роль в событиях августа 1991-го. Это Владимир Крючков и Леонид Шебаршин. Один в начале событий возглавлял КГБ СССР, и его, как правило, выделяют, когда речь идёт о создании к 19 августа ГКЧП — Государственного комитета по чрезвычайному положению. Другой, будучи начальником Первого главного управления КГБ (внешняя разведка), после ареста В.А. Крючкова был назначен на его место — исполняющим обязанности председателя Комитета государственной безопасности. Правда, исполнение это продолжалось весьма недолго, всего лишь сутки…

Ну вот, а написал обе книги опять он, Анатолий Житнухин. Естественно, августу-91 уделено здесь особое внимание. Причём в предисловии к вышедшему совсем недавно повествованию о В.А. Крючкове отмечено: «Бесценный материал для книги автор почерпнул в ходе многочисленных встреч и бесед с ветеранами КГБ, правоохранительных органов и дипломатических служб, общественными и политическими деятелями…» Далее — обширный список фамилий, и большинству этих людей, как я понимаю, про августовские события 1991 года было что сказать. Хотя, наверное, с разных позиций.

Что же вынес из этого для себя и читателей автор? Какой у него в результате сложился взгляд на происходившее тогда? И как этот взгляд складывался?

Даже вроде бы известное нуждается в большем понимании

— Анатолий Петрович, хочу начать вот с чего. Когда вы принимались за работу над этими своими книгами, у вас, конечно, уже существовало определённое представление о том, что это было, август-91. Вы же современник и в какой-то мере очевидец тех событий. Так скажите, продолжительная работа над темой, изучение документов и других материалов, многочисленные беседы, которые вы провели, — всё это открыло вам что-то хоть относительно новое?

— Я бы сказал, что в конце концов после четырёхлетней работы пришло ощущение в чём-то нового понимания.

— То есть не столько новые факты открылись для вас, сколько новое понимание, может быть, давно известных фактов?

— Пожалуй, так. И я попробую это пояснить. Первое, к чему пришёл: у нас, сочувствовавших ГКЧП, были очень завышенные ожидания результатов его выступления. Вот наконец-то долгожданное движение против развала страны произошло — и чуть ли не на следующий день всё, чего мы лишились за эту «перестройку», восстановится.

А с другой стороны, ожидания наши столкнулись с извращённой трактовкой того же ГКЧП так называемыми либерально-демократическими силами. Все эти в корне лживые ярлыки, которые поспешили на ГКЧП навесить и которые, к величайшему сожалению, в общественном сознании бытуют до сих пор: «путч», «антигосударственный заговор», «государственные преступники» и т.п.

Знаете, во время своей работы я пересмотрел множество нынешних школьных учебников, и там везде одно и то же. Враньё! С малых лет внушают людям абсолютную неправду о том, чем был этот самый ГКЧП. Представляемый прямо-таки как чудище ужаснейшее. Считаю, надо с этой ложью в государственном масштабе кончать.

— Когда вы говорите о завышенных ожиданиях, возможно, имеете в виду, что запоздало само явление ГКЧП? Ведь общество к тому времени уже основательно разложили и деморализовали, у большинства людей в головах была сумятица, каша…

— Что запоздал ГКЧП, это безусловно. Минимум на полтора-два года опоздали. Запустили страшную болезнь, и метастазы пошли по всему организму.

Крючкова очень часто обвиняют в нерешительности. А ведь он был центральной фигурой ГКЧП, и мы дальше этого ещё коснёмся.

— Давайте не дальше, а сейчас. Я про ГКЧП, про его создание. У многих, как ни странно, даже о фактической стороне этой истории, не говоря уж о трактовке, довольно смутное представление. Сама идея такого комитета, как он создавался, кто в нём какую роль играл… Вы согласны, что об этом стоит поговорить несколько подробнее?

— Согласен.

— С учётом вашего изучения темы и полученных знаний.

— Но всё-таки не претендуя на истину в последней инстанции.

Идея чрезвычайного положения витала в воздухе

— Итак, когда и у кого впервые возникла эта мысль: необходимо вводить чрезвычайное положение?

— Если говорить не об августе-91, а шире, то мысль эта буквально витала в воздухе, причём давно, и возникала, конечно, не у кого-то одного, а у многих. Ведь тревожная ситуация в стране всё нарастала и нарастала, что не могло не вызывать острого беспокойства у тех, кто за страну истинно душой болел.

А про ГКЧП условно можно сказать, что он вырос из Комиссии по чрезвычайному положению, которая была создана ещё в марте 1991 года.

— Кем создана?

— Как ни удивительно, самим Горбачёвым. Он-то, конечно, не столько судьбой страны был озабочен, сколько своей собственной. Чувствовал же, что дела его заходят в тупик и рано или поздно за всё придётся ответить. Метался, искал выход, а вернее, способ защититься «в случае чего». Именно поэтому 28 марта 1991 года он и провёл совещание в Кремле, на котором принял решение о создании Комиссии по чрезвычайному положению.

— И кто вошёл в неё? Кто её возглавил?

— Наверное, многие читатели, которые впервые об этом узнают, будут сильно удивлены. Однако факты есть факты: руководителем созданной Комиссии был назначен вице-президент СССР Г.И. Янаев, который в августе, согласно занимаемой должности, окажется официально первым лицом и в ГКЧП. А в состав той, мартовской, Комиссии вошли почти все будущие «гэкачеписты» (кроме председателя Крестьянского союза СССР В.А. Стародубцева и президента Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР А.И. Тизякова).

— Прошу вас напомнить поимённо, кто вместе с Янаевым вошёл и в «горбачёвскую» Комиссию, и позднее в ГКЧП.

— Это, по алфавиту, первый заместитель председателя Совета обороны СССР О.Д. Бакланов, председатель КГБ СССР В.А. Крючков, союзные премьер-министр В.С. Павлов, министр внутренних дел Б.К. Пуго, министр обороны Д.Т. Язов.

— Уровень, как говорится, выше некуда. Но, может быть, тогда, то есть весной, создание такой Комиссии было лишь формальностью?

— Нет, не совсем. Во-первых, Крючкову, Пуго и руководителю аппарата президента В.И. Болдину персонально было поручено проработать организационные вопросы на случай введения чрезвычайного положения, и в соответствующих ведомствах работа эта велась. Во-вторых, трижды состоялись вполне официальные заседания Комиссии, на которые приглашались и другие ответственные деятели государства. В-третьих, эти вопросы обсуждались также на специальных совещаниях в силовых ведомствах.

— А не могло всё это создать у кого-то впечатление зреющего заговора? Ведь совещания, о которых вы говорите, наверняка носили закрытый характер, а между тем осведомительная сеть «пятой колонны» действовала…

— Вы правы. Так и было. Беседы с разными людьми убедили меня в этом. Да и прошлогодняя публикация в «Комсомольской правде» интервью с экс-послом США Джеком Мэтлоком своеобразно подтверждает один из каналов «утечки».

Интервью это названо «О заговоре ГКЧП мы знали за два месяца до путча». Бывшему американскому послу был задан вопрос: «Как вы узнали о планах сместить Горбачёва?» А ответ следует такой:

«В июне 1991 года я пригласил мэра Москвы Гавриила Попова на деловой обед. И он рассказал, что против Горбачёва готовится переворот и что он очень хотел бы, чтобы Ельцин, который в те дни находился в Вашингтоне, вернулся в Москву. Всё это происходило в формате обмена записками, мы боялись прослушки.

Я написал: «Я доложу, но кто всё это затеял?» Попов вывел ручкой четыре фамилии: «Крючков, Павлов, Язов, Лукьянов».

— Да, любопытный рассказ. Ещё одно свидетельство, как работали предводители «пятой колонны» и агенты влияния: главный центр для них — посольство США. Правда, в этом случае со своей информацией подзапутались…

— «Антидемократические заговоры» были среди тех пугал, которыми вовсю стращали охмурённых людей, доводя некоторых до панического состояния. Всё время размахивали этой угрозой. И, как видим, даже Комиссию, созданную самим Горбачёвым, превратили в заговор против него. А ведь всё делалось в строгом соответствии с принятым в апреле 1990 года Верховным Советом СССР Законом «О правовом режиме чрезвычайного положения».

Подчеркну: строго в соответствии с этим и другими законами, существовавшими в стране, старался действовать и Государственный комитет по чрезвычайному положению, начало которому фактически было положено на заседании 17 августа 1991 года.

Бегство президента от неотложных обязанностей

— От марта до августа, от Комиссии до Комитета, время прошло. Насыщенное событиями до предела, причём какими событиями! Нисколько не улучшавшими обстановку в стране, а только ухудшавшими. Нет возможности всё перечислять, но положение, ставшее к тому времени давно уже по сути чрезвычайным, лишь продолжало усугубляться. Это было совершенно очевидно. Однако режим чрезвычайного положения не объявлялся…

— Вы хотите спросить: почему? В общем-то, я думаю, ответ известен. Шло по принципу «чем хуже, тем лучше». И личность, которой великая Советская страна в первую очередь обязана последовавшей трагедией её уничтожения, известна тоже. Но стоит с повышенным вниманием рассмотреть поведение Горбачёва в те дни, которые уже непосредственно предшествовали трагическому исходу созданной ситуации.

Вот заседание Кабинета министров 3 августа, где он, президент СССР Горбачёв, последний раз выступает. Ведь сам констатирует «наличие в стране чрезвычайной ситуации и необходимости чрезвычайных мер». Причём лицемерно замечает, что «народ поймёт это»! Но… от соответствующего решения опять уходит. А на следующий день, 4 августа, как известно, отбывает в отпуск, сославшись на обострение радикулита.

— Этот его поступок всегда вызывал и вызывает особенное возмущение. Явное бегство от неотложных своих обязанностей!

— Конечно. Бросает эти обязанности, оставив судьбу страны буквально в подвешенном состоянии. Я напомню, что за полтора месяца до этого, 17 июня, на закрытом заседании Верховного Совета СССР с крайне резкими оценками создавшегося положения в стране выступили все три министра силового блока: Крючков, Пуго и Язов. Поддержку получило требование премьер-министра Павлова о предоставлении Кабинету министров СССР чрезвычайных полномочий. Поскольку в результате действия центробежных сил союзное правительство стремительно теряло рычаги управления.

— Но вопрос тогда остался открытым?

— В том-то и дело. Как и на заседании 3 августа. Хотя уже буквально перед самым отъездом на юг Горбачёв снова поручает Крючкову, Язову и Пуго ещё раз проанализировать обстановку, посмотреть, в каком направлении может развиваться ситуация. И готовить меры на случай, если придётся пойти на введение чрезвычайного положения. Герой моей книги Владимир Александрович Крючков немедленно даёт соответствующие поручения: подготовить аналитические документы и предложения по стабилизации обстановки в стране в случае введения чрезвычайного положения.

— Но при этом я обратил внимание на цитату из воспоминаний Крючкова, которую вы в своей книге приводите. «Я понимал. — пишет Владимир Александрович, — что Горбачёв боялся исключительно за себя, боялся, что с ним могут рассчитаться те, кому он когда-то, как он выразился, «насолил», имея в виду прежде всего Ельцина. В последнем разговоре со мной перед отъездом в отпуск он многозначительно заметил: «Надо смотреть в оба. Всё может случиться. Если будет прямая угроза, придётся действовать».

— Вы правомерно выделили это в ощущениях Крючкова. И я уже говорил, что Горбачёв думал не о стране, а о себе. Что же касается страны, он именно в те самые дни двурушнически совершил по отношению к ней очередное чудовищное предательство. И когда о нём защитникам Союза ССР стало известно, это и послужило решающим толчком к созданию и выступлению ГКЧП.

Горбачёвское двурушничество вело к уничтожению Советского Союза

— Я прошу вас, Анатолий Петрович, остановиться на этом моменте особо — не только для дополнительной характеристики сути Горбачёва, но и во имя правды о ГКЧП, которая, как вы раньше сказали, всячески извращается.

— Двурушнический поступок Горбачёва, о котором я завёл речь, связан был с так называемым новоогарёвским процессом по разработке проекта нового Союзного договора. От того, каким будет этот договор, напрямую зависела судьба нашей великой страны — Союза Советских Социалистических Республик.

Работа шла длительная и трудная. К июлю, как считалось, проект в основном был готов и, тоже в основном, одобрен Верховным Советом СССР. Но — внимание! На совещании новоогарёвской группы 23 июля в соответствии с принятым ранее постановлением Верховного Совета было решено проект существенно доработать и провести его подписание в сентябре — октябре, после утверждения текста Съездом народных депутатов СССР.

— В сентябре — октябре?

— Да. И, повторю, после существенной доработки, после обсуждения и утверждения на съезде. Но потом выяснилось, что за кулисами, тайно всё было решено совершенно иначе.

— У вас в книге это ключевой момент, хотя до сих пор далеко не всем он известен.

— Что ж, это была сугубо закрытая встреча в том же Ново-Огарёве трёх деятелей: Горбачёва, Ельцина и Назарбаева. Состоялась она 29—30 июля (спешили!), а решение после каких-то поправок, внесённых ими в проект, принято уже совсем иное: открыть к подписанию новый договор 20 августа — без обсуждения и одобрения на Съезде народных депутатов СССР.

— В общем, «сообразили на троих», как несколько позже было и в Беловежской пуще...

— Перекличка очевидная! А по сути разве не заговор, разве не антиконституционный переворот? Заговорщиками и путчистами величают все эти годы членов ГКЧП, но фактически таковыми стала вот эта троица. А ГКЧП как раз попытался их заговору противостоять.

— Важнее всего, конечно, то, что представлял собой предлагавшийся к подписанию с 20 августа проект Союзного договора. Там ведь мало что оставалось от гарантий единого государства, реального Союза, каким он был?

— Да фактически ничего. Недаром и название придумали другое. Вроде тот же СССР, да не тот! Оказывается, Союз Советских Суверенных Республик. А провозглашение этого мнимого Союза (по существу же — ущербного псевдообразования, напоминающего появившийся в декабре СНГ) «федеративным» государством было и вовсе абсолютной фикцией, поскольку «государства, образующие Союз», имели право на самостоятельное решение всех вопросов своего развития.

— Вот известно, что нынешний российский президент отозвался об уничтожении Советского Союза как о крупнейшей геополитической катастрофе. Но катастрофа-то не стихийная, а рукотворная, и это всем надо знать. У «творцов», от Ново-Огарёва до Беловежской пущи, есть имена.

— Безусловно! Весь смысл того договора окончательно проясняла статья 23: «Настоящий договор одобряется высшими органами государственной власти государств, образующих Союз, и вступает в силу с момента подписания их полномочными делегациями. Для государств, его подписавших, с той же даты считается утратившим силу Договор об образовании Союза ССР 1922 года».

Обратите внимание: о высших органах центральной власти здесь даже и не упоминается. То есть всё было подготовлено, чтобы Советский Союз с самого начала процедуры подписания прекратил своё существование, рассыпавшись как бы «автоматически». И осуществить это задумали три человека, грубо поправшие основные положения действующей Конституции СССР.

— Причём всё секретно, тайно. Вот он в самом деле, настоящий-то заговор...

— Горбачёв пошёл на это исключительно ради сохранения хоть какой-нибудь, пусть сугубо формальной, власти для себя. А втайне задуманное так и оставалось бы неизвестным до 20 августа, если бы неожиданно (случайная или намеренная «утечка» произошла) 15 августа проект разрушительного Союзного договора не опубликовала газета «Московские новости». Снабдив знаменательным заголовком от редакции, выдававшим бурлящую в этом стане радость: «Мы ещё не знаем, что надежда уже есть».

— Надежда на уничтожение Советского Союза обрела реальные очертания? Так ведь? До чего же овладела всеми этими гробовщиками СССР цель Гитлера, с которой он за полвека до того двинул свои полчища против первой в мире социалистической державы!

— Угроза для неё и на сей раз была столь велика, что требовались уже немедленные меры. Вот тогда-то, 17 августа, в гостевом доме КГБ (объект «АБЦ») прошло совещание, заложившее основу ГКЧП.

Да, действовать требовалось без промедления

— С какой целью собрались на это совещание и кто?

— Цель очевидна: обсудить последствия намеченного подписания Союзного договора, губительный проект которого теперь стал известен, а главное — способы воспрепятствовать этому. Собрались В.А. Крючков, В.С. Павлов, О.Д. Бакланов, В.И. Болдин, Д.Т. Язов и секретарь ЦК КПСС О.С. Шенин. Присутствовали также первый заместитель председателя КГБ В.Ф. Грушко и заместители министра обороны В.И. Варенников и В.А. Ачалов.

— Поскольку совещание состоялось на объекте КГБ, следует считать, что инициатива исходила всё-таки отсюда? А если называть лично, то от председателя КГБ В.А. Крючкова?

— Его роль была очень значительна, в чём окончательно убедила меня продолжительная работа над книгой об этом человеке.

— Можно назвать его руководителем ГКЧП?

— Точнее, пожалуй, координатором. Знаете, я согласился с формулой Юрия Иванова, адвоката Крючкова на следствии и судебном процессе по делу ГКЧП: он, этот Комитет, стал детищем наиболее честной части горбачёвской администрации. Добавлю от себя: той её части, которая размежевалась со своим руководителем.

— До конца ли размежевалась? Ведь на том же первом совещании 17 августа, с одной стороны, на Крючкова была возложена ответственность за подготовку главных документов для введения чрезвычайного положения, а с другой — принято решение направить к Горбачёву группу в составе Бакланова, Болдина, Шенина, Варенникова и в качестве сопровождающего — Ю.С. Плеханова, начальника Службы охраны КГБ (бывшего 9-го управления). И такая группа, как известно, в середине дня 18 августа вылетела в Форос. Зачем же это надо было, если с Горбачёвым «размежевались»?

— Вот это лишний раз и подтверждает, что никакой попытки антиконституционного переворота со стороны ГКЧП не было. Все вошедшие в него представляли высшую государственную власть, находились при исполнении служебных обязанностей и выполняли свой долг по защите конституционного строя СССР. В соответствии с Законом «О правовом режиме чрезвычайного положения», причём и по согласованию с президентом СССР. Разве это не имеет значения?

— Но ведь все они сознавали, что именно политика этого президента довела страну до катастрофического состояния.

— Сознавали, конечно. И планировали обязательно лишить Горбачёва президентской должности. Но сделать это собирались легитимно — решением Съезда народных депутатов СССР. Теперь же, послав к президенту своих представителей, постарались убедить в целесообразности введения чрезвычайного положения и в том, что ему на время лучше остаться в стороне.

Те переговоры, складывавшиеся, конечно, непросто, многократно описаны. Известно и то, о чём договорились: временно отключить в резиденции президента связь и усилить охрану в целях обеспечения безопасности Горбачёва и его семьи. А заключительная горбачёвская фраза тоже широко известна. Пожав всем руки на прощание, он произнёс: «Чёрт с вами, действуйте!»

— Ну да, ответственность за всё теперь на других. Словно тяжкий груз с себя сбросил — хоть и не с богом, а с чёртом...

— Ничего удивительного, что сам Горбачёв впоследствии почти всё отрицал. Для него — обычное дело. А тогда делегация, вернувшись в Москву поздно вечером 18 августа, доложила собравшимся в кремлёвском кабинете Янаева о том, что и как было реально. Окончательно утвердив состав ГКЧП и само его название, исполнение президентских обязанностей возложили на вице-президента. Подчеркну: согласно договорённости в Форосе. Ещё раз условились, что чрезвычайное положение вводится пока только в Москве, а на противостояние с народом не идти ни при каких обстоятельствах.

— Что имелось в виду, говоря более конкретно?

— Воздерживаться от применения силовых действий, если они могут привести к массовому кровопролитию. Важнейший принцип, определивший позицию ГКЧП, был таков: своё выступление он рассматривал как политическую акцию, участие же в ней силовых структур — лишь как средство обеспечения законности и конституционного порядка. То есть действовать строго легитимно, в соответствии с принятым законодательством.

— А была ли при таком жёстком условии реальная возможность переломить ситуацию? Ведь определившаяся очень быстро противостоящая сторона строгой законностью и легитимностью действий себя не отягощала.

— Да, это факт. И оценки позиции ГКЧП по отношению к силам, с которыми ему неизбежно пришлось столкнуться, как мы знаем, очень разные. Обычны, например, обвинения в нерешительности, которые, конечно же, я тоже слышал по ходу моих бесед и в адрес лично Владимира Александровича Крючкова, взявшего на себя ответственность за принятие важнейших, ключевых решений в те дни. Но при этом зачастую отвлекаются от конкретных обстоятельств, как они на то время сложились и не учитывать которые было нельзя.

— Ну да, говоря известными строками Шота Руставели, «всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Может быть, попробуем вернуться в 19 августа 1991 года и попытаемся выделить, что же из происходившего начиная с этого утра в конечном счёте более всего решило исход противостояния?

— Давайте попробуем.

Утром первого дня и далее

— Итак, утром по телевидению и радио прозвучало Заявление советского руководства о введении режима чрезвычайного положения и об образовании ГКЧП, а затем мы услышали Обращение этого Комитета к советскому народу. Могу сказать о моём восприятии — как тогда, так и сейчас: сильный текст! Очень сильный и точный. По-моему, данная в нём характеристика реальности того времени абсолютно верно её отразила, а прошедшие годы эту характеристику не только не изменили, но стопроцентно подтвердили.

— Я с вами согласен.

— Для читателей приведу по вашей книге начало того Обращения: «Над нашей Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М.С. Горбачёва политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна по существу стала неуправляемой». Пусть сегодня все, кто помнит то время, честно ответят: а что тут не так?

— Опровергнуть невозможно ни слова. Как и во всём дальнейшем тексте, где чётко было сказано об угрозе свержения конституционного строя: «Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой...»

Так и было! Не забудем конкретный повод, побудивший срочно, неотложно создавать ГКЧП: тайно назначенное на 20 августа открытие к подписанию проекта разрушительного Союзного договора, становившегося по сути смертным приговором Союзу ССР. Недавний референдум, высказавшийся в защиту Союза, перечёркнут...

Я хочу здесь, Виктор Стефанович, ещё раз вернуться к ярлыку «путч», который в целях дискредитации прилепили к выступлению ГКЧП и который вполне официально, даже в учебниках, царит до сих пор. В своей книге я напомнил, откуда это понятие было извлечено: из чёрных времён становления германского нацизма. Под таким названием вошло в мировую историю первое крупное гитлеровское сборище в Мюнхене в ноябре 1923 года.

— Хотя по следам Гитлера шли теперь как раз те, кто стремился уничтожить Советский Союз, а не противостоявшие им.

— Надо опять-таки подчеркнуть: ГКЧП с самого начала действовал легитимным путём, в рамках закона. Его состав, решение о введении чрезвычайного положения и другие соответствующие меры предполагалось утвердить на внеочередной сессии Верховного Совета СССР, которую было намечено созвать 26 августа.

— Вернёмся к 19-му. Заявление и Обращение прозвучали. Чтобы не допустить каких-то экстремистских беспорядков, в Москве появилась бронетехника. А потом?.. Кстати, вот я вижу в вашей книге первую страницу моей родной «Правды», где напечатаны те документы. Номер-то, оказывается, уже за вторник, 20 августа. Значит, к выходу газеты за 19-е тексты ещё не были готовы?

— Это минус, конечно, однако учтём: всё делалось в крайне сжатые сроки. И такая сжатость негативно сказалась, к сожалению, не только на публикации в прессе документов ГКЧП. Вы же помните: после их оглашения в эфире нам начали показывать по телевидению... «Лебединое озеро».

— Да, уж это было как-то совсем некстати. Есть разные версии того, что в это время происходило «по линии ГКЧП». Ведь до известной пресс-конференции, начавшейся в 17 часов, целый день прошёл. Пожалуйста, расскажите нашим читателям достоверно, что же согласно плану ГКЧП произошло с утра?

— Придётся сперва говорить о том, чего не произошло. По намеченному плану утром 19 августа для переговоров с Ельциным в подмосковное Архангельское должен был приехать глава союзного правительства В.С. Павлов. Но, к несчастью, Валентин Сергеевич серьёзно заболел: случился гипертонический криз. Дальнейшие события показали, насколько значительным оказался этот первый сбой в действиях ГКЧП. Тут впору вести речь о роли случайности в истории...

(Окончание в следующем номере).