Участницу голодовки у офиса «Единой России» госпитализировали после потери сознания

Утром 1 августа госпитализировали одну из многодетных матерей, участвующих в сухой голодовке у московского офиса «Единой России» в Банном переулке. Скорая забрала активистку Ларису Дроздову из-за пониженного уровня сахара в крови. Трое из десяти голодающих женщин третьи сутки держатся без воды.

«Мне сделали уколы. Я решила, что сейчас мне нужна вода. Я не хочу умирать. Но из больницы поезду сразу в лагерь. Голодовку я не прекращаю», — рассказала Лариса Дроздова «Новой газете».

«Сидели на площадке, разговаривали с Ларисой. Тут она встает и падает на ровном месте. Мы испугались, вызвали Скорую, они ее в больницу увезли. С девочками решили, что один день все-таки попьем воду. А потом снова возобновим сухую голодовку», — добавила одна из участниц протеста Светлана Вдовина.

«Что у нас на воображаемый ужин?»

Корреспондент «Новой» провела ночь с многодетными матерями, голодающими у офиса «Единой России», чтобы добиться обещанных квартир. Хроника

http://www.novayagazeta.ru/society/73880.html

В центре Москвы у офиса «Единой России» многодетные матери восемнадцатый день держат голодовку. Женщины протестуют из-за объединения трех очередей на льготное жилье в одну (см. «Новую», № 74 от 11.07.2016). Уже несколько лет их семьи двигаются в этой общей очереди в обратную сторону. Многие из голодающих — очередники во втором и третьем поколениях. «Мы обычные мамы. Мы не лезем в политику. Мы просим то, что нам положено по закону», — говорили мне женщины неделю назад. Они голодают у офиса «Единой России», потому что слияние очередей произошло при мэре Собянине, а он — один из лидеров партии.

Я возвращаюсь в лагерь на следующий день после урагана. «Обычные мамы» собрались на лавочках у самодельного шатра. «Ночь у нас выдалась веселая, — подтверждает Лена Старшинина. Ей 39 лет. До голодовки она не работала, все свое время посвящала трем детям, двое из них инвалиды. — Мы все держали пленку, чтоб не улетела. Но через щели нас все-таки подтопило».

Раньше женщины спали на пенках. На этой неделе волонтеры принесли им надувные матрасы, чтобы не было холодно лежать на земле.

Я остаюсь в лагере протеста на ночь.

19.30

— Что бы ты сейчас съела? — спрашивает 33-летняя Надя Зверева, мама шестерых детей, у Лены.

Вечером, сидя на детской площадке, женщины устраивают воображаемый ужин. Придумывают, что бы им хотелось поесть.

— Куриный окорочок. Пускай он будет жирный, запеченный. И винегрет. Да даже без него, я бы взяла помидорчик, огурчик. Все это посолила бы и — с маслом! — отвечает Лена.

— Да мы не сможем ничего этого есть, когда все закончится! Какие у нас сейчас желудки? Нам только кисель можно будет, — смеется 30-летняя Юлия Субочева, мама семерых детей (две двойни).

Несколько дней назад волонтеры по просьбе женщин привезли весы. Контрольное взвешивание будет проходить каждую неделю.

Надежда рассказывает мне, что у нее уже «минус десять килограммов» — и так практически у всех.

— Нет, ну они точно ждут, когда мы подохнем, — холодно констатирует Надя.

20.00

На площадку выходят две местные жительницы. Они подзывают к себе Лену. Ругаются, что на машины и двери подъездов в этом дворе наклеены листовки. Они написаны от лица очередников. В тексте — призыв прийти к «шалашу» на «очень важную встречу» и поддержать активистов. «Если будет надо, будем силой отстаивать свои позиции», — сказано в этом воззвании. К машинам листовки приклеены скотчем, а к дверям подъездов — клеем. Мамы клянутся, что это сделали не они. «Это провокация, вас хотят настроить против нас», — отвечает жительницам Лена.

Мы сдираем все наклеенные листовки.

21.40

— Как нас только не называли некоторые прохожие, — говорит Лена. — Мы были «табором» и даже «кучкой».

— Ну а что? Как бомжи сидим, — соглашается Надя.

— Не как бомжи, а как в походе, — замечает Ира Какулия. Семья Иры стоит в очереди 26 лет. Самой Ире — 29.

— Только поход затянулся.

До 22.00 нам нужно успеть в библиотеку в Банном переулке: умыться и почистить зубы. В библиотеке очень сочувствуют мамам и, кроме уборной, разрешают им пользоваться компьютерами, интернетом и читать книги.

По пути Надежда говорит, что ей уже с трудом дается дорога до библиотеки и обратно. Хотя это не больше ста метров в оба конца.

— Прихожу как выжатый лимон. Как будто ящики там таскала, — говорит она.

На пятый день голодовки три активистки уже падали в обморок. Приезжала «скорая», кололи глюкозу.

23.00

Лариса Дроздова (ей 41) рассказывает мне, что за время голодовки пропустила дни рождения двух своих детей. А если протест будет продолжаться до 19 июля, то пропустит и день рождения третьего.

Лена смотрит на часы и говорит, что «осталось ровно две минуты». Потом Лариса объявляет: «Все, начали, девочки».

Женщины встают со скамеек и шепотом начинают читать молитву. Это «молитва по соглашению», объяснила мне потом Лариса.

Каждый день, ровно в одиннадцать, женщины молятся за все семьи, ожидающие льготное жилье. 1 июля они молились в отделении полиции — их туда доставили в первый же день голодовки.

1.00

Мне выдают спальник, плед и теплое одеяло. Несколько человек остаются дежурить у шатра. Дежурные сменяются каждые три часа. Я прошу разбудить меня в 3.00. Сегодня много желающих охранять шатер помимо меня: Тимур — очередник, помогающий матерям, и Галя. Галя пришла сегодня утром, она стала одиннадцатой участницей голодовки.

Вскоре просыпаюсь от разговора на улице. У шатра, с противоположной стороны от входа, где сидят дежурные, — мужские голоса и смех. Через пленку видно, как мелькает фонарик. Слышу диалог двух мужчин:

— Ты там сильно не режь.

— Зато вентиляция им будет.

На этих словах Луиза и Тимур резко приподнимаются на матрасах. Они тоже среагировали на шум, но все это время продолжали лежать, прислушиваясь к тому, что происходит на улице. Неизвестные быстро удаляются.

5.00

Начинают курсировать первые троллейбусы. На площадку выходит пожилая женщина в спортивном костюме, делает утреннюю зарядку.

Решаем пройтись внутрь двора и осмотреть места, где были расклеены листовки. Там уже висят новые. Очевидно, кого-то не устраивают хорошие взаимоотношения между местными жителями и очередниками.

7.00

К шатру приближается интеллигентная женщина с йорком на поводке.

— Скажите, пожалуйста, а кто здесь живет? Кто эти люди?

53-летняя Светлана Вдовина объясняет ей, что это очередники, мамы. Сама Светлана участвует в акции за мужа — он стоит в очереди на жилплощадь более 30 лет.

— Это кошмар, то, что вы рассказали, — отчаянно говорит женщина с йорком. — Только в нашем государстве такое возможно.

7.30

У меня уже начинает сводить желудок. Хотя я не ела всего лишь с шести часов вечера. Света сидит рядом и про свое самочувствие говорит так:

«У меня голод атрофировался. Только сильная слабость».

Даже после сна женщина выглядит очень уставшей.

8.40

К голодающим приходят первые посетители. Семейная пара — волонтеры, тоже очередники. Перед работой они завезли женщинам бутылки с водой.

В 9.00 я прощаюсь с мамами и уезжаю в редакцию. Через час к ним приедут участники другого гражданского протеста, защитники парка «Дубки» на севере Москвы. Они привезут с собой врача Наталью Куксину. Она осмотрит активисток и напишет в фейсбуке: «Готовилась к этой встрече, читала, как правильно выходить из голодания, но не учла одного — они не собираются прекращать голодовку».

Потом женщин снова будут навещать депутаты, журналисты и просто неравнодушные.

«Голодовка точно не будет прекращена до круглого стола», — предупредили меня матери.

20 июля Совет по правам человека проведет круглый стол по проблеме обеспечения жильем очередников, проживающих в столице. На него приглашены все участницы голодовки.

Татьяна Васильчук — 
для «Новой»

P.S. 9 июля «Новая» попросила главу Департамента городского имущества Владимира Ефимова прояснить судьбу голодающих очередников.

Ответа на запрос нет.