145 ЛЕТ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЕ. Парижская коммуна рассматривается историками и политическими деятелями левых взглядов как первый пример реализованной на практике «диктатуры пролетариата»

 

 

 

145 ЛЕТ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЕ

http://msk.kprf.ru/2016/03/18/5510/

Сегодня на сайте портала «Военное обозрение» была размещена статья, посвященная 145-ой годовщине Парижской коммуны.  В ней речь идет о причинах нарастания внутриполитического кризиса во Франции. Размещаем здесь основной текст статьи.

«145 лет назад, 18 марта 1871 года, в Париже было создано революционное правительство — Парижская коммуна. Внутренний кризис во Франции и поражение в Франко-прусской войне привели к тому, что в столице начались волнения, которые переросли в революцию. В результате революции было установлено самоуправление, продержавшееся с 18 марта по 28 мая 1871 года. Во главе Парижской коммуны стояли объединённые в коалицию неоякобинцы, социалисты и анархисты. С 1872 года по решению генерального совета Первого Интернационала в честь первой успешной попытки рабочих захватить политическую власть 18 марта стал отмечаться как День Парижской коммуны.

 

Развитие Второй империи

1850-1860-е годы были временем бурного роста промышленности в странах Европы. Франция была одним из лидеров капиталистического мира. Во Франции за два десятилетия, которые совпадали со временем существования Второй империи, общий объём промышленной продукции вырос почти вдвое. Более чем в трое увеличились обороты французской внешней торговли. В годы Второй империи во Франции в основном завершился промышленный переворот. Фабричное производство охватило почти все отрасли французской промышленности. Число паровых машин, не считая локомотивов и паровых судов, увеличилось, более чем в 4 раза.

Крупные успехи были в тяжелой промышленности. С 1851 по 1869 г. во Франции более чем утроилась добыча каменного и бурого угля, утроилось производство чугуна, более чем в три раза возросло производство железа, почти в восемь раз — производство стали. Развитие тяжелой промышленности во многом было обеспечено широким строительством железных дорог и судостроением. Протяженность железных дорог за два десятилетия возросла почти в пять раз. В десять раз выросло производство железнодорожных рельс, почти в пять раз число локомотивов (973 в 1850 г., 4822 в 1869 г.). Общий тоннаж паровых судов увеличился более чем в 10 раз (с 13 925 до 142 942 т). Речной флот вырос более чем вдвое (252 парохода в 1850 г., 575 — в 1869 г.). Однако тяжелая промышленность Франции, опережая легкую промышленность в темпах роста, по-прежнему уступала по своему удельному весу. Это было связано с историческим развитием Франции, где промышленный переворот начался с легкой промышленности.

Укрепилась крупная промышленность. Крупные предприятия получили широкое распространение в текстильной, добывающей, металлургической, химической и некоторых других отраслях промышленности. Концентрация производства вела к концентрации рабочих. Появились предприятия, где работали сотни и тысячи рабочих. Так, на металлургическом заводе Крезо было занято более 10,5 тыс. человек, на заводе железных изделий братьев Жапи в Бокуре — около 5,5 тыс. человек, в шелкоткацкой фабрике в Лионе — 1,4 тыс. человек и т. д.

Однако, несмотря на успехи крупной промышленности, типичными для Франции по-прежнему были мелкие и средние предприятия. Наиболее распространенным типом промышленного предприятия было мелкое производство с одним или несколькими рабочими — в конце 60-х годов около 60% французских рабочих были заняты в мелком производстве. Особенно большую роль мелкое производство, в силу исторического развития, играло в Париже.

Произошёл значительный рост французской торговли. Обороты «общей торговли» выросли с 2615 млн. франков в 1851 г. до 8003 млн. в 1869 г. «Общая торговля» охватывала все виды импорта товаров, предназначенных для внутреннего потребления и реэкспорта в другие страны, а также все виды экспорта товаров; существовала ещё «специальная торговля» — импорт товаров только для потребления Франции и экспорт только французских товаров. Торговля с Англией занимала первое место во французской внешней торговле. Франция вывозила в основном шелка, вина, готовые платья, высокосортные шерстяные ткани, предметы роскоши т. д. Во Францию из Англии (в меньше степени из Бельгии, Швеции и Германии) поставляли в основном товары текстильной, металлургической и каменноугольной промышленности.

Особенностью Франции было господство финансового капитала. «Избыток капитала» вырос с около 2 млрд. франков в 1850 г. до 10 млрд. в 1869 г. Его использовали не развитие экономики Франции (особенно требовалось развитие отстававшего от промышленности сельского хозяйства), а для вывоза в менее развитые страны Европы, частью в колонии, чтобы крупная, промышленная и банковская буржуазия получила сверхприбыль. То есть капиталы шли не развитие Франции, а для увеличения богатства небольшой кучки «финансовой аристократии».

Биржевые спекуляции приняли во Франции большие размеры. Операции Парижской биржи за 18 лет утроились: в 1851 г. на ней котировались 118 разновидностей ценных бумаг на сумму в 11 млрд. франков; в 1869 г.— 307 видов бумаг на сумму в 33 млрд. франков. Парижская биржа превратилась в денежный рынок европейского масштаба, успешно конкурировавший с английским. В 1868 г. 14 правительств получили займы у французских биржевиков на сумму в 2127 млн. франков. Иностранные ценные бумаги составляли в 1869 г. около одной трети французского портфеля. Более чем в пять раз (с 1592 млн. франков в 1851 г. до 8325 млн. в 1869 г.) выросли операции Французского банка. На курсах ценных бумаг спекулянты наживали состояния, обманные акционерные общества, безнаказанно размещавшие свои акции среди одураченного ими населения, обирали многочисленных держателей ценных бумаг, в основном из горожан и крестьян-середняков в деревнях.

В огромных размерах выросли также операции ряда таких кредитных учреждений, как «Общество поземельного кредита», которое обеспечивало своим акционерам, главным образом крупным финансистам, колоссальные ростовщические барыши. Это общество, назначение которого формально состояло в том, чтобы финансировать сельское хозяйство Франции путем предоставления ссуд под ипотеки и без ипотечного обеспечения, на деле выкачивало крупные суммы из деревень. «Генеральное общество движимого кредита», до того как потерпело крах в 1867 г., предоставляло займы железным дорогам, правительству для финансирования Крымской, Итальянской и Мексиканской войн, для выкупа казной австрийских железных дорог, по постройке железных дорог в России и в Испании и т. д.

В результате крупнейшие кредитные учреждения Франции контролировали экономику страны. Небольшая группа «финансовой аристократии» обирала французский народ, а также колонии и другие государства.

Ж. Дюшен писал в 1869 г.: «Банки, кредитные общества, пароходы, железные дороги, крупные металлургические и газовые заводы, все сколько-нибудь значительные общества сосредоточены в руках 183 лиц. Эти 183 лица полностью владеют огромными капиталами, которыми они управляют. Капиталы эти представляют в акциях и облигациях более 20 млрд. франков».

Огромному обогащению банковской олигархии и связанной с ней крупной промышленной и торговой буржуазии, а также крупных землевладельцев способствовали государственные займы, субсидии, концессии, которые предоставляло им правительство Второй империи, а также авантюристические колониальные экспедиции и войны, не отвечавшие национальным интересам. В результате госдолг Франции за годы Второй империи сильно вырос: на 1 января 1852 г. он составлял 5516 млн. франков, на 1 января 1871 г. 12 454 млн. франков.

Рост социальных проблем

Понятно, что всё это вело к развитию социальных проблем. Разорение мелких крестьян и сельскохозяйственных рабочих привело к их бегству в города, особенно резко это явление усилилось в 50-60-е годы XIX в. Численность рабочего класса значительно выросла. Условия жизни рабочих были тяжелыми. Делегаты парижских рабочих на Всемирной выставке 1867 года жаловались на то, что «машины, являющиеся элементом прогресса, становятся для рабочих причиной нищеты», приводят к снижению заработной платы и к росту безработицы. На это же указывали рабочие делегаты Лиона. Применение паровых двигателей в промышленности и развитие транспорта, отмечали они, «послужили на пользу только обладателям капитала, широко использовавшим эти крупные нововведения».

Положение рабочих во Франции было не лучше, чем в Англии. Рост фабрик и заводов не привёл к улучшению жизни рабочего класса. В ряде отраслей заработная плата сократилась. Но и тех рабочих, у которых номинальная зарплата выросла, умело грабили. Существовал целый ряд скрытых методов снижения платы. Здесь и многочисленные денежные штрафы, которые налагали на рабочих под всевозможными предлогами, и принудительная оплата труда натурой, то есть товарами, наценка на которые достигала 80% их стоимости. Существовали также принудительные отчисления от зарплаты в пенсионные кассы, которые часто находились в руках предпринимателей. Такие отчисление доходили до 4% заплаты. Меж тем рабочие, лишенные работы из-за увечья на производстве, по болезни или старости, не всегда могли получить пособие или оно было ничтожным и не могло прокормить человека, не говоря уж о семье. Кроме того, зарплата женщин в среднем была в 2-3 раза ниже, чем у мужчин.

Рабочий день продолжался 10-12 часов (при 12 час. рабочем дне рабочие имели двухчасовой перерыв на еду и отдых). Однако на многих из предприятий, в которых он официально числился десятичасовым, он в действительности был значительно более продолжительным. Предприниматели вынуждали рабочих трудиться гораздо больше 10 часов для обеспечения их прожиточного минимума. К примеру, рабочие делегаты от парижских каретников на Всемирной выставке 1862 г. в Лондоне жаловались на то, что хотя их рабочий день официально числится десятичасовым, они фактически вынуждены, вследствие снижения расценок, работать 12 и 13 часов в день, чтобы свести концы с концами. Парижские шорники, согласно официальным данным, имели 10-часовой рабочий день. Но их делегаты на Всемирной выставке сообщили: «Почти все мы работаем на сдельной оплате, однако ввиду снижения расценок наш рабочий день следует исчислять 12—13 часами. Даже при этих условиях средний дневной заработок все еще далеко недостаточен». Они требовали сокращения рабочего дня до 10 часов. У жестяников Парижа ситуация была ещё хуже: официально их рабочий день длился 10 часов, но в реальности трудовой день ввиду снижения расценок продолжался 14 и 16 часов.

В провинции ситуация была ещё хуже. Рабочий день, согласно официальным данным 1860 г. составлял 11 часов действительного труда. Однако фактически он во многих случаях достигал 13—18 часов. Бывший железнодорожный рабочий Антуан Роше, автор брошюры «Человекоубийцы», вышедшей в 1871 г . в Женеве, сообщал, что рабочий день землекопов и укладчиков рельс на железной дороге Париж—Лион—Марсель составлял в конце 60-х годов 17 часов, между тем как в официальных документах он значился 10-часовым. Предприниматели, угрожая рабочим увольнением, заставляли их давать в письменном виде ложные показания, будто их рабочий день не превышает 10 часов. В шелковом производстве предместья Лиона Круа-Русс продолжительность рабочего дня также составляла 17 часов. Лионские ткачи работали 16—18 часов в день Ленточники Лиона работали 14—16 часов, не считая перерыва, сучильщицы шелка — 13 и более часов, разматывальщицы — 13—14 часов и т. д.

Жестоко эксплуатировали детей. Согласно донесениям префектов департаментов Сомма, Нор, Сарт, рабочий день детей в возрасте от 8 до 12 лет составлял 15 часов; в бумагопрядильном производстве департаментов Сена и Уаза, Марна, Об, Мез — 12 и более часов; в шелкомотальном и шелкокрутильном производстве департаментов Дром, Ардеш и др.—14-15 часов; в шерстепрядильном производстве департаментов Манш, Луара и Шер — 16 часов; в спичечном производстве департаментов Нижний Рейн, Сарт, Ланд — от 12 до 16—17 часов.

Сужались права рабочих. Декретом от 9 сентября 1848 г. был аннулирован революционный закон 2 марта 1848 г. о 10—11-часовом рабочем дне и установлен для всех заводов и мануфактур рабочий день, равный 12 часам действительного труда, а для «простых мастерских»— неограниченный рабочий день. Декретом от 17 мая 1851 г. и январским декретом 1866 г. последовательно расширялся круг предприятий и отраслей промышленности, освобождавшихся от ограничения рабочего дня.

Многие рабочие и члены их семей жили на грани голода и голодали. Рост номинальной заработной платы значительно отставал от роста цен на продукты питания и прочие предметы первой необходимости, в особенности от роста цен на квартиры. Цена гектолитра пшеницы с 17,23 франка в 1852 г. поднялась в 1868 г. до 26,64 франка; цена килограмма белого пшеничного хлеба с 30 сантимов в 1849 г. — до 37 сантимов в 1869 г. Значительно повысились цены на мясо и другие продукты. Кубометр дров, стоивший в 1850 г. 1,6 франка, в 1870 г. повысился в цене до 1,94 франка, осветительное масло за тот же период вздорожало с 1,16 до 1,60 франка за килограмм.

Еще больше, чем на продукты питания и предметы массового потребления, повысилась цена на квартиры, особенно в крупных городах, прежде всего в Париже. Власти и предприниматели стремились переложить на плечи простых людей издержки реконструкции столицы и ряда крупных городов Франции (Лиона, Марселя, Гавра, Лилля и др.). Представители рабочих на Всемирной выставке 1867 г. жаловались на крайнее увеличение квартирной платы в Париже. «Комната и чулан на улице Грегуар-де-Тур,— сообщали они,— стоившие в 1846 г. 100 франков, в 1866 г. стоили 250 франков (увеличение на 160%); комната на улице Сен-Мартен, стоившая в 1846 г. 160 франков, повысилась в цене в 1866 г. до 400 франков (на 150%); комната без окна на улице Гранд-Тюандери, стоившая 80 франков, поднялась в цене до 260 франков (на 325%); комната на улице Поливо, стоившая в 1846 г. 90 франков, в 1866 г. стоила 180 франков (на 100%)».

В течение 50-60-х годов правительство Второй империи затратило свыше миллиарда франков на перестройку и украшение Парижа, в интересах богачей. В результате реконструкции было уничтожено 57 улиц и проездов, разрушено 2227 домов, насильственно выселены из своих жилищ более 25 тыс. человек, почти исключительно рабочих. Тысячи простых людей были вынуждены покинуть свои жилища, расположенные в центре города, около предприятий и крупных центральных рынков, где можно было купить продукты по сравнительно дешевой цене. При этом новые дома, построенные на месте разрушенных, были чрезвычайно дороги и, следовательно, недоступны для рабочих и других простолюдинов. Их заняли главным образом представители имущих классов.

Простым людям пришлось переселяться на окраины. Но и там из-за массового притока людей из центра, а также из деревни, резко повысилась цена на квартиры. Когда и окраины оказались перенаселенными, рабочие и ремесленники были поставлены перед необходимостью переселяться в пригороды, расположенные за чертой старого Парижа. То есть рабочие потеряли преимущества жизни в самом Париже — более низкие цены на продукты питания и предметы первой необходимости.

Кроме того, реконструкция Парижа наглядно разделила мир богатых и бедных. Раньше пока все слои его населения жили в территориальной близости, эти контрасты внешне несколько стирались в водовороте столичной жизни. Теперь всё стало очевидно. Это отмечали и некоторые представители буржуазии, обвинявшие власти Парижа в легкомысленной непредусмотрительности: «Все чудеса искусства, все соблазны роскоши, все разнообразие наслаждений сконцентрированы в Париже. Но вся эта роскошь, все богатства, все чудеса заперты, стиснуты, словно обручем, блокированы в огромном муравейнике. Вокруг города имущих классов грозно возвышается город рабочих. Один наряжен в кружева, шелка, бархат, бриллианты; у другого нет ничего, кроме блузы для прикрытия его наготы».

В конце 60-х годов положение парижских рабочих еще более ухудшилось. Согласно различным свидетельствам, общий годовой расход рабочей семьи из четырех человек, в результате дальнейшего вздорожания предметов первой необходимости, составлял около 1700 франков. Но даже относительно высокооплачиваемые рабочие, дневная заработная плата которых составляла около 6 франков, едва могли уложиться в свой бюджет, так как их годовая заработная плата, за вычетом нерабочего времени, составляла около 1500 франков. При этом, даже по приукрашенным данным парижской торговой палаты, такую заработную плату получали в 1860 г. только 19 тыс. из 416 тыс. рабочих Парижа. То есть в столице Франции накопился мощный заряд ненависти, и нужен был только повод для социального взрыва.

Во Франции была целая армия частично безработных, которые не были заняты 4-6 месяцев в году, и полностью безработных. Страшным явлением Франции было огромное количество нищих. Только в Париже в начале 1860 г. было 90 тыс. зарегистрированных нищих. В 1866 г. их было уже более 120 тыс. человек.

В сельском хозяйстве внешне имелись успехи: в увеличении площади посевов зерновых культур при сокращении площади под пустошами; в увеличении поголовья крупного рогатого скота и свиней в связи с значительным развитием молочного и мясного животноводства; в расширении кормовой базы; в увеличении площади посевов сахарной свеклы и земли, отведенной под виноградники. Крупные землевладельцы и городская буржуазия, покупавшая или арендовавшая землю, а также богатая верхушка деревни имели возможность перейти к интенсивному, специализированному сельскохозяйственному производству с применением машин. При этом крупные землевладельцы, не приспособившиеся по тем или иным причинам к новым условиям, утратили свои земли. Но оставшиеся крупные землевладельцы расширили свои владения за счёт разорившихся. То есть шёл процесс концентрации земельной собственности.

Многочисленная масса крестьянства не имела капитала, что провести такую перестройку. Произошло массовое обезземеливание крестьянства с оттоком крестьян в города, где они пополнили ряды рабочих, имеющих временную работу или нищих. Другая часть крестьянства, а также безземельные батраки и сельские рабочие, находилась в сильной зависимости от крупных землевладельцев и «кулаков». Одной из форм закабаления была ипотечная задолженность. Крестьянин, заложивший землю под ипотеку, остается только ее номинальным собственником. Ради сохранения своей фиктивной собственности он обязан ежегодно выплачивать ростовщику огромные проценты. Фактическим же собственником земли становится ростовщический капитал. Только через ипотеки французские банки, крупные землевладельцы, ростовщики и кулаки забирали ежегодно у крестьян более 1 млрд. франков.

Таким образом, в 50-60- годы XIX в. из политики правительства и непомерной жадности «финансовой аристократии» и других обеспеченных классов социально-экономическое положение основной массы французского населения резко ухудшилось. Это стало одной из главных предпосылок революционного взрыва.

Продолжение следует…»

 

 
Собственно говоря, описываемые в статье события были вполне закономерными. Напомним, что противоречия между классами эксплуататоров и эксплуатируемых, свойственные антагонистической формации, неизбежно ведут к эскалации классовой борьбы. А по другому в принципе быть не может — даже в периоды бурных экономических подъемов «верхи» направляют излишки не на повышение уровня благосостояния трудящихся. И создание революционного правительства в 1871 года (Парижской коммуны) является реакцией народа на усиление социального притеснения. Также следует отметить, что даже современники подчеркивали, что во времена Парижской коммуны общественная жизнь успешно функционировала — развивалась торговля, улицы поддерживались в ухоженном состоянии, шла борьба со спекулянтами. Это является прямым опровержением буржуазной демагогии о мифической «неспособности» трудящихся управлять государством. Другое дело, что власть трудового народа,в  целях предотвращения реванша со стороны эксплуататорских классов, должна была иметь более жёсткий характер. Но об этом речь пойдет в следующих материалах.

КТО ЗАЩИЩАЛ ПАРИЖСКУЮ КОММУНУ.


http://msk.kprf.ru/2016/03/18/5513/

Сегодня на сайте портала «Военное обозрение» была размещена статья, в которой идет речь о Национальной гвардии коммунаров. Напомним, что её представители являлись защитниками революционного правительства Парижа в 1871 году (Парижской коммуны). Публикуем текст данной статьи.

«18 марта 1871 г., ровно 145 лет назад, в столице Франции Париже, произошло вооруженное народное восстание, в результате которого была провозглашена Парижская коммуна. Просуществовавшая два месяца, Парижская коммуна рассматривается историками и политическими деятелями левых взглядов как первый пример реализованной на практике «диктатуры пролетариата». С 1872 г. 18 марта отмечается как День Парижской коммуны. Естественно, что такое событие, как вооруженное восстание в столице одной из сильнейших европейских держав, не могло остаться без внимания классиков мировой социалистической мысли. Разумеется, к этой теме обращались Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ленин.

О Парижской коммуне писали марксистские, социалистические, анархистские авторы. И в качестве одной из важных причин поражения коммуны многие из них отмечали и военную слабость восставших. Революционерам так и не удалось создать боеспособную вооруженную силу, которая могла бы противостоять их политическим противникам — «версальцам», не говоря уже о прусской армии — сильнейшей в Европе, которая стояла тогда у самого Парижа. Ниже мы расскажем о том, что представляли собой вооруженные силы Парижской коммуны в те два месяца, когда Париж жил под красными знаменами.

 


 

 

 


Как и следовало ожидать, после захвата власти в Париже революционными силами, они сразу же столкнулись со сложнейшим вопросом организации обороны коммуны. Фактически в распоряжении восставшего Парижа находились лишь вооруженные отряды пролетариата и люмпен-пролетариата, объединенные в Национальную гвардию, но не обладавшие ни крепкой дисциплиной, ни развитой организационной структурой, ни должным уровнем военной подготовки. Если бы Парижская коммуна обладала более организованными вооруженными силами, вполне вероятно, что события развивались бы в ином ключе.

 

29 марта 1871 г. декретом Парижской коммуны были ликвидированы регулярная армия и всеобщая воинская повинность. Карл Маркс в работе «Гражданская война во Франции» пишет, что, поскольку Коммуна рассматривалась как базовая форма политической организации французского общества — от деревни или городского квартала до масштабов всего государства, то и регулярные вооруженные силы подлежали роспуску как механизм власти дореволюционного правительства, а их функции передавались народной милиции — вооруженному народу.

В первые дни существования Парижской коммуны ее вооруженные силы были представлены, во-первых, Национальной гвардией, комплектуемой на добровольной основе и состоявшей, прежде всего, из парижских рабочих, а во-вторых — небольшими добровольческими отрядами революционеров, которые имели более четкую дисциплину и идейную мотивированность. Национальная гвардия была создана в 1870 г. для обороны Парижа, однако, поскольку она комплектовалась из рабочих и ремесленников, то представляла собой крайне ненадежную для дореволюционной власти силу. Собственно, именно отсутствие в Париже подразделений регулярной армии, замененных Национальной гвардией, и позволило коммунарам взять власть в свои руки. Из 270 дислоцированных в Париже батальонов Национальной гвардии на сторону Коммуны перешли 215 батальонов.

Таким образом, численность личного состава Национальной гвардии, перешедшего на сторону коммунаров, достигала 100 тысяч человек. Подразделения Национальной гвардии комплектовались по территориальному принципу, поэтому в батальонах и ротах оказывались соседи по кварталу. Фридрих Энгельс, характеризуя уровень дисциплины и боевой подготовки национальной гвардии, отмечал, что дисциплина зависит, в первую очередь, от личного авторитета выборных командиров. Что касается уровня боевой подготовки, то Энгельс обращал внимание на его слабость, отсутствие должного числа профессиональных военных, способных организовать полноценную подготовку подразделений. Наиболее идейно мотивированными были батальоны, укомплектованные рабочими — жителями парижских предместий.

Структура Национальной гвардии Парижа выглядела следующим образом. Командование Национальной гвардией осуществлял командующий, затем — военный делегат (министр обороны) Парижской Коммуны, при котором действовал Центральный комитет Национальной гвардии — коллегиальный орган командования. Сформированные в кварталах Парижа батальоны объединялись в легионы Национальной гвардии, соответствовавшие двадцати административно-территориальным округам французской столицы. В каждый легион входило от семи до двадцати пяти батальонов Национальной гвардии, а управление легионом осуществлял совет легиона. Численность легиона определялась численностью населения конкретного административного округа — отсюда и столь значительная разница между легионами с 7-батальонным и 25-батальонным составом. При этом легионы не были оперативно-тактическими единицами, а представляли собой лишь военно-административные структуры.

Первое время военное руководство в Парижской Коммуне осуществлял 47-летний Густав Поль Клюзере (1823-1900) — профессиональный военный, выпускник прославленного военного училища Сен-Сир, участвовавший в Крымской войне, а затем бывший добровольцем в рядах армии Джузеппе Гарибальди и сражавшийся во время Гражданской войны в США в составе армии северных штатов, где дослужился до генеральского звания. Клюзере (на фото) рассчитывал превратить Национальную гвардию в армию численностью в 50-60 тыс. штыков, однако эту задачу он так и не смог выполнить. В первую очередь, он столкнулся с противостоянием «анархистов», отстаивавших необходимость добровольчества и выборности при организации Национальной гвардии.

Слабость легионов Национальной гвардии руководство Коммуны осознало уже к концу марта 1871 г. Прежде всего, стала очевидным практическая невозможность использования подразделений Национальной гвардии за пределами Парижа, что исключало возможность проведения полноценных боевых операций против версальских войск. Поэтому было принято решение о реорганизации Национальной гвардии. 5 апреля 1871 г., в условиях возрастающей угрозы со стороны версальцев, Коммуна приняла решение о введении всеобщей воинской обязанности. Кроме того, Национальная гвардия разделялась на полевые войска и местные войска. Полевые войска включали маневренные батальоны и комплектовались из холостых парижан в возрасте 17 — 35 лет. Они предназначались для ведения боевых действий за пределами города. Местные войска состояли из территориальных батальонов и комплектовались женатыми жителями Парижа и людьми в возрасте старше 35 лет.

Однако, учитывая, что большинство парижских мужчин были женатыми людьми, из боевого состава Национальной гвардии после реорганизации исключались фактически 60% личного состава. Тем более, что в маневренных батальонах оказывались неженатые юноши 17-20 лет без боевого опыта и опыта военной службы, а взрослые мужчины оказывались в составе местных батальонов. Впрочем, руководство Коммуны практически сразу осознало свою ошибку. Уже 7 апреля был принят новый декрет, изменяющий организационные принципы Национальной гвардии. Теперь в маневренные батальоны стали призывать и женатых мужчин, а возраст службы в них был поднят до 40 лет. Но и эта система комплектования привела не к укреплению, а к дезорганизации Национальной гвардии, поскольку были разрушены уже укомплектованные личным составом батальоны.

На посту военного делегата Коммуны Клюзере сменил 27-летний Луи-Натаниэль Россель (1844-1871), прежде занимавший должность начальника главного штаба Национальной гвардии. Как и Клюзере, он был профессиональным военнослужащим — полковником инженерной службы французской армии. Участник франко-прусской войны 1870-1871 гг., Россель придерживался патриотических убеждений и именно потому примкнул к Коммуне, считая ее более патриотичной, чем правительство «генералов — капитулянтов». С 22 марта по 2 апреля Россель командовал XVII-м легионом Национальной гвардии, затем возглавил главный штаб Национальной гвардии. 30 апреля он сменил Клюзере на посту военного делегата Коммуны.

Россель планировал создать, помимо милиции — Национальной гвардии, небольшую маневренную и регулярную армию, причем если Национальная гвардия комплектовалась по территориальному признаку, то маневренные части Россель планировал выстроить в соответствии с правилами военной науки, сформировав не легионы, а полноценные полки с максимально четкой иерархией и максимальным ограничением выборности начальников. Для этого предлагалось выбрать лучшие батальоны Национальной гвардии. В состав полка численностью в 2 тыс. человек должны были входить пять батальонов, каждое — с одним артиллерийским орудием. Всего Россель рассчитывал создать 8 полков, которые объединялись бы в маневренный корпус. Однако, как и следовало ожидать, планы Росселя столкнулись с неприятием со стороны Центрального комитета Национальной гвардии и выборного командования легионов и батальонов.

К началу мая 1871 г. численность Национальной гвардии определялась в 6500 офицеров и 162 тыс. рядовых. В маневренных батальонах служили 3413 офицеров и 85 тыс. рядовых, в местных батальонах — 3094 офицера и 77 тыс. рядовых. Но в действительности численность реально действующих войск Коммуны была значительно ниже. Так, прусское военное командование говорило о 48 тыс. рядовых бойцов и 2225 офицерах. Многие бойцы числились в Национальной гвардии лишь по спискам, однако в действительности не несли службу и участия в боевых действиях и обороне Парижа не принимали. Наиболее боеспособными формированиями Национальной гвардии командовал генерал Ярослав Домбровский, однако и под его началом служило не более 6 тыс. бойцов, пусть и отличающихся высоким боевым духом и идейной мотивированностью. После подавления Парижской Коммуны версальцами было взято в плен около 25 тыс. коммунаров, а еще 30 тыс. человек погибли во время обороны Парижа. Исходя из этих цифр, можно представить и примерную численность личного состава Национальной гвардии — около 60 тыс. человек.

Как мы уже отмечали выше, очень важной проблемой Национальной гвардии было отсутствие квалифицированных офицерских кадров. Реально в гвардии служило не более сотни офицеров старой французской армии, а революционные командиры, несмотря на личную храбрость, обладали большими пробелами в военных знаниях и не могли наладить хорошую подготовку личного состава. Наиболее явно нехватка квалифицированных кадров проявлялась в тех родах войск, где была наибольшая потребность в командирах со специальным образованием. Так, в артиллерии Парижской Коммуны по спискам служило 2500 человек, но в действительности в обороне города участвовало лишь 500 артиллеристов. На 500 человек было лишь 2 офицера — артиллериста с военным образованием.

Слабость Национальной гвардии объяснялась и преимущественно «пехотным» составом. Очень слабыми были кавалерийские части Национальной гвардии — Коммуне удалось сформировать лишь три эскадрона. Причем уже 3 мая было принято решение их распустить, поскольку в баррикадных боях кавалерия оказывалась бесполезной. Что касается инженерных войск, то Коммуна располагала лишь одним инженерным батальоном в составе 9 саперных и 1 электротехнической рот. Однако, в распоряжении Коммуны находились 5 бронепоездов, воздухоплавательный отряд, предназначенный для обеспечения связи Парижа с внешним миром, и речная флотилия на р. Сене с 1 плавучей броненосной батареей, 5 канонерскими лодками, 6 паровыми катерами и 1 яхтой.

Но главным недостатком Национальной гвардии был крайне низкий уровень дисциплины. Фактически гвардейцы участвовали в боях, если этого хотели, а если не хотели — то не участвовали. Участие батальонов и рот в боевых действиях было исключительно добровольным делом. Подразделения отличались текучестью личного состава. И, тем не менее, нельзя не отдать должное защитникам Парижской Коммуны в их идейности и храбрости. Тысячи национальных гвардейцев сражались до последнего и сражались неплохо, несмотря на слабую военную подготовку или вообще ее полное отсутствие. В боевых действиях участвовали даже подростки 12-13 лет, поражавшие своей храбростью не только сослуживцев, но и противника.

21 мая 1871 г. войска версальцев смогли ворваться в Париж через полуразрушенные ворота Сен-Клу. Неделю продолжались баррикадные бои на улицах Парижа, пока 28 мая версальским войскам не удалось подавить сопротивление защитников последней баррикадой Коммуны на улице Рампоно. Парижская Коммуна прекратила свое существование, но ее политический и военный опыт впоследствии был использован революционерами многих стран, в том числе — и во время Октябрьской революции 1917 г. в России.»

Какой вывод можно сделать из поражения Парижской коммуны? Как было указано в данной статье, отсутствие «развитой организованной структуры», а также должного уровня дисциплины в рядах Национальной гвардии коммунаров лишний раз доказывает необходимость наличия организации, которая могла бы возглавить рабочее движение, выступить его авангардом, а после прихода к власти руководить процессами общественного развития. В противном случае существует огромная вероятность реванша класса эксплуататоров. Это надо принимать во внимание всем, кто утверждает, будто во время социалистического строительства, мол, нужно было придерживаться принципа «демократии для всех». Однако историческая практика доказала прямую несостоятельность попыток договориться с эксплуататорами (впрочем, хищники по иному поступать не могут).

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
This question is for testing whether you are a human visitor and to prevent automated spam submissions.