Чем активнее государство борется с коррупцией, тем больше масштаб

При этом понимание того, что такое коррупция, в обществе отсутствует.  

Тема коррупции и, соответственно, борьбы с коррупцией, превращается в некую мантру. С коррупцией борются все – МВД, ФСБ, Следственный комитет, прокуратура, журналисты, государство, оппозиция, официальная пресса, оппозиционная пресса… Подтвердилась информация и о создании особого антикоррупционного управления в администрации президента. Хотя сразу после появления этой информации ее всячески опровергали.

Рассказывают, что когда Андропов создавал в КГБ особое управление по борьбу с идеологическими диверсиями, его предостерегали от этого шага, говоря, что само наличие такой структуры означает институализацию интереса в сохранении и расширении идеологических диверсий и людей ими занимающихся. Ведь если есть специалисты в некой сфере деятельности, то они заинтересованы в сохранении этой сферы деятельности, то есть – в своей востребованности. 

Не будет коррупции – не нужны будут борцы с коррупцией – ни журналисты, ни следователи. Отсюда, строго говоря, вытекает, что борцы с коррупцией заинтересованы в существовании коррупции. А коррупционеры – в борцах с коррупцией, как заинтересованных в сохранении своей сферы деятельности. Поэтому, как ни парадоксально, но факт: чем масштабнее декларируется борьба с коррупцией, тем больше в стране бывает коррупция. 

При этом само понятие «коррупция» остается с одной стороны полумифическим, с другой – не вполне понимаемым. По данным опросов, примерно три четверти опрошенных в целом по стране говорят, что никогда и ни в каком качестве не были участниками коррупционных действий. С другой стороны, при опросах такой специфической аудитории, как слушатели «Эха Москвы», уже три четверти говорят. что имели дело с коррупционными проявлениями и принимали в них участие. Строго говоря, это никакое не противоречие, а показатель того, какие социальные группы являются слушателями «Эха Москвы».

Однако важнее другое: ясное представление о том, что называется коррупцией, в обществе отсутствует. В собственном значении термина, коррупция – это разложение, продажность, то есть такое положение вещей, когда, скажем, извлечение личной выгоды осуществляется в ущерб тем задачам и функциям, которые должен решать тот или иной человек, занимающий значимое положение. 

Российский закон, как это часто бывает, толкует это много более запутанно и маловразумительно.

Но дело и не в этом. Просто с коррупцией часто смешивается подчас схожее явление – то, которое обычно называют «казнокрадством». То есть ситуации, когда тот или иной носитель государственных полномочий начинает рассматривать «государственную казну» - то есть принадлежащие государству ресурсы - как подлежащие личному использованию и личному присвоению.

С известной точки зрения слово «казнокрад» звучит во многом хуже, чем «взяточник»: потому что первый обкрадывает государство и народ, второй – особенно если речь идет именно о взятке, а не о поборах (имеется в виду, что первое – это продажа того или иного своего служебного решения в ущерб интересам дела ради интересов взяткодателя, а второе – получение платы за добросовестное исполнение своих обязанностей). 

Однако разница в том, что если ущерб интересам дела ради личной выгоды всегда является ущербом интересам дела, почему и несет характер разложения и продажности, то «казнокрадство», то есть присвоение государственных или общественных ресурсов, в разных ситуациях может играть разную роль – и в одних быть во вред государству, в других – оказываться ему выгодным. 

Естественно, что в институализированном, стабильном и утвердившемся государстве присвоение государственных ресурсов оценивается однозначно негативно. На более же ранних стадиях оно, как ни парадоксально, выгодно, да и вообще является чуть ли не фундаментом государственности. Самый хрестоматийный и растиражированный пример – казнокрадство Александра Меньшикова и Григория Потемкина: сосчитать сколько именно они присвоили казны – наверное невозможно в принципе. Только то, что принесла их государственная деятельность – все равно оказывается много больше. Сколько бы ни присвоил золота Потемкин – освоение Малороссии, Крыма и создание Черноморского флота все равно стоит дороже. Сколько бы миллионов не растратил Меньшиков – Нотебург и Полтава одни тоже все это окупили. 

И дело не в сакраментальном «Великому позволено». Дело в том, что именно так и строится государственность: через создание в носителе государственных функций чувства личной выгоды от государственных успехов. Диалог из культового фильма «А ты не путай свой карман с государственным! – А я между прочим тут на то и поставлен, чтобы блюсти государственные интересы! (как свои личные)» - на деле много глубже, чем кажется с первого взгляда.

Потому что когда для представителя государства служение государственным интересам становится его личным делом – это означает, что его личный интерес не отделен от государственного. И государственному интересу он отдает себя всего. А когда отделен – он четко знает, что до шести вечера он служит государству – а после шести живет своими интересами и государственные дела ему безразличны. Понятно, конечно, что лучше всего, когда он все это делает исключительно ради идеалов, но, кстати, идеалы - это тоже форма личного интереса. Скорее всего Меньшикова можно было подкупить, но только не в вопросах, касающихся преданности Петру и государственным интересам России. Как, впрочем, и Потемкина. 

Государственность вообще начинается с того, что некто, объявивший себя королем некой земли, посылает в некий край своего соратника и поручает ему обеспечивать лояльность этого края, защиту его рубежей от соседей, сбор налога с жителей, создание дружины и ее участие в воинских походах короля, а также дает ему право «кормиться» от этого «графства». То есть – обогащаться за его счет.

Понятно, что это называется «ранний феодализм» и по идее должно было бы остаться далеко в прошлом, и в 21 веке нужно было бы иметь иные формы государственности. Но только надо учитывать одну немаловажную деталь: 22 года назад государственность страны была почти полностью разрушена. И разрушалась далее все 90-е годы. Конечно, если иметь под руками партию большевиков и полки вооруженного пролетариата, то за последующие 10-15 лет можно было бы создать и нечто большее. Но что делать, если их нет?

В этом случае можно только создать примерно то, что есть сейчас, а в этом состоянии может иметь место либо некая форма соединения личного интереса и интереса государственного, либо государственность вообще не из чего будет складывать и она будет замещаться криминальными структурами либо колониальной администрацией. 

Тут дело уже не в том, хорошо это или плохо с нравственной точки зрения – а в том, что по факту это действительно так: «казнокрадство», отождествление государственных ресурсов с личными ресурсами на этом этапе – материал создания государственности. Его цемент. И здесь мы сталкиваемся с самым главным и самым важным. Если дело обстоит действительно так, то «борьба с коррупцией» на этом этапе развития страны - это разрушение, раздробление того первичного материала, «цемента», материала, из которого складывается государственность. 

В России государственность была практически разрушена в конце 1980-начале 1990-х гг. Процесс ее изничтожения во многом продолжался и все 90-е годы. В 2000-е она так или иначе начала восстанавливаться. И как раз с развитием этого процесса – примерно с середины «нулевых» годов, в обществе активизируется тема обвинений власти в коррупции, причем активизируется она по инициативе представителей сил и интересов 1990-х гг., утративших свое доминирование в политической и экономической жизни. За пять-восемь лет эта тема стала постоянно муссируемой и модной – и сама власть, обвиняемая в коррупционности включилась в ретранслирование этой темы. 

Возникает цепочка: происходит срастание, восстановление государственности; – один из строительных материалов этого процесса – отождествление носителями власти государственного и личного интересов; - разворачивается активная «борьба с коррупцией», под понятие которой незаметно подводится и данное отождествление интересов. 

То есть получается, что ведется борьба не против «коррупции, как разложения», а против «цемента» скрепления государственности. Причем в первую очередь именно теми силами, кто выступает явным противником и оппонентом этой государственности. И тогда весь этот навязчивый разговор о «противодействии коррупции» есть лишь элегантный способ борьбы против восстановления государственности и ее суверенности.

Налицо ловушка для общества – сознательное представление элементов восстановления – элементами разложения. И способ развернуть здоровое и естественное неприятие разложения на противодействие восстановлению. 

Схожим образом в конце 1980-х естественное и здоровое стремление к развитию и восхождению социализма на его более высокую ступень было использовано как средство и способ его разрушения. Причем сейчас, как и тогда, сама власть попадет в расставленную ловушку, и становится средством и тараном разрушения того, за оздоровление чего, как ей кажется, она начинает бороться. 

И это замещение реальной цели целью ложной осуществляется (вполне продумано и технологично) теми, кто преследует свою реальную цель – не дать восстановится сильному государству, причем сделав это так, чтобы оно само по мере своего укрепления как можно более активно начинало бороться за свое же разрушение.

Сергей Черняховский

"Коррупция в принципе неотделима от рыночной экономики"

Простейший способ борьбы с коррупцией применяют в акционерных предприятиях .

Как сообщили СМИ, Владимир Путин подписал указ о создании «антикоррупционного» управления в Администрации Президента России. Оно займется вопросами противодействия коррупции, начнет вести мониторинг законодательства, а также в сфере его ответственности будет кадровая работа.

Данное решение главы государства комментирует известный аналитик Анатолий Вассерман.

Пряник неизбежно приходится дополнять кнутом

До тех пор, пока есть люди, распоряжающиеся значительными ресурсами и не имеющие прямой отдачи от результата своих распоряжений, они будут искать какие-нибудь косвенные способы извлечения доходов, в том числе и незаконные. Простейший способ борьбы с коррупцией применяют в акционерных предприятиях. Там, как правило, стараются сделать всех ответственных служащих еще и акционерами - с тем, чтобы они были прямо заинтересованы в доходе всего предприятия. Но, к сожалению, это срабатывает далеко не всегда, поскольку доход от явно незаконной сделки зачастую бывает существенно больше, чем легальный доход от правильного ведения дел. Соответственно, пряник неизбежно приходится дополнять кнутом.

Думаю, что создание нового управления в Администрации Президента России - это в первую очередь кнут. Но, надеюсь, о прянике тоже не забудут и придумают какой-нибудь способ прямо связать оплату труда лиц, принимающих решения, с результатами этого труда, чтобы не было таких чудес, как сейчас.

Я говорю о том, что министр экономического развития тратит силы на то, чтобы раз за разом объявлять экономическое развитие в принципе невозможным. Или вот еще случай: правительство, сформированное из лиц, сначала сообщавших о готовности исполнять президентские указы, после назначения на свои посты дружным хором объявляет, что исполнять эти указы оно не намерено!

От того, что коррупцию переименовали в лоббирование, ее не стало меньше

Понятно, что такие заявления проистекают из теоретических убеждений этих товарищей. Исповедуемая ими политико-экономическая теория действительно не допускает никаких полезных действий правительства. Но я думаю, что если их заработная плата будет напрямую связана с благополучием всей страны, то они задумаются о том, хороша ли эта теория. Во всяком случае, я, к сожалению, пока не вижу способа полностью искоренить коррупцию.

На мой взгляд, коррупция в принципе неотделима от рыночной экономики. Когда нам тычут эффектные примеры вроде Соединенных Государств Америки, где, по собственным словам Соединенных Государств, коррупции нет, я отвечаю: «От того, что коррупцию переименовали в лоббирование, ее не стало меньше».

Я не жду от нового управления в администрации президента ничего сверхъестественного. Хорошо будет, если хотя бы пара десятков особо рьяных казнокрадов на пару лет испугаются и начнут воровать меньше. Это уже неплохо.

Наш Уголовный кодекс очень жесткий, когда речь идет о мелких гражданах, ворующих в частном порядке, и в высшей степени мягок, когда речь идет о действительно серьезных преступниках. Писали его на заре капитализма, и, на мой взгляд, писали так, чтобы те преступные деяния, которые неотделимы от преступной природы капитализма, оставались по возможности безнаказанными.

Поэтому я и сейчас не ожидаю от государства каких-то серьезных ужесточений борьбы с казнокрадством. Вспомните, как всполошились наши профессиональные либералы, когда президент попытался всего лишь дать следователям возможность возбуждать дела по налоговым преступлениям без прямых указаний налоговой службы. Думаю, что и предложения новой службы тоже будут спускать на тормозах.

Анатолий Вассерман

Источники: km.ru, newsland.com