В страну великого математического парадокса превратилась Россия сто дней тому назад, когда Владимир Путин вернулся на пост президента. Теперь ВВП — это одновременно и наш второй, и наш четвертый президент. Вот и получается: три плюс один может равняться как четырем, так и двум.

В западных странах политический процесс напоминает изогнутую линию. Ее может сколько угодно бросать то влево, то вправо. Но она все равно движется вперед. Политический процесс в России превратился в замкнутый круг — кольцевую линию московского метро с резко сокращенным набором станций: Путин, Медведев и снова Путин. Примерно так выглядит общепринятая — и частично, безусловно, верная — точка зрения о текущем политическом моменте в РФ. Однако так ли все просто и однозначно? Не остановился ли наш взгляд лишь на верхнем слое луковицы?

В 1967 году Шадрак Табмен был в пятый раз избран президентом африканской страны Либерия, получив все 100% голосов. В ходе своей инаугурации он ехал в лифте вместе с группой чиновников. Внезапно кто-то громко испортил воздух. «Это ты сделал?» — со смехом поинтересовался Табмен у своего вице-президента Уильяма Толберта. «Нет, босс, — ответил тот, — но если тебе нужно, сделаю!» Приношу извинения за излишний натурализм этого рассказа известного австралийского дипломата Ричарда Уолкотта. Но мне эта история кажется ключом к пониманию политической ситуации не только в Либерии сорокапятилетней давности, но и в современной России.

Если послушать представителей оппозиции, то в наших современных политических проблемах виновата власть и только власть: ее косность, жадность, стремление оставаться на своем месте бесконечно долго. Если послушать представителей власти, то картина окажется зеркально противоположной: во всем виноваты смутьяны-оппозиционеры с их истеричностью, склонностью к демагогии и неготовностью к реальному управлениюгосударством. Но реальная ситуация и гораздо менее, и гораздо более драматична.

«Пока вы правы, я всегда буду вас поддерживать», — услышал как-то первый британский премьер-министр эпохи королевы Виктории виконт Мельбурн от коллеги-политика. «Этого недостаточно, — насупился благородный лорд. — Что я хочу, так это людей, которые бы поддерживали меня, когда я не прав!» При жизни лорда Мельбурна его желание не осуществилось. После шести лет премьерства избиратели указали его правительству на дверь. Зато мечта виконта сбылась полтора столетия спустя после его смерти — в путинской России.

Два первых президентских срока ВВП и большая часть полупрезидентства Медведева — эпоха, когда элита при молчании народа на автомате рукоплескала абсолютно любым путинским инициативам. Отменить прямые выборы губернаторов? Великолепно! Восстановить прямые выборы губернаторов? Как здорово! Посадить самого богатого человека страны? Давно пора, совсем зарвался олигарх проклятый! Передать президентские полномочия другому, но при этом остаться самым главным? Ах, как вы демократичны и преданы принципам Конституции, Владимир Владимирович!

Почему ВВП смог вертеть страной, словно флюгером? Ответ лежит на поверхности.

Путин унаследовал от Ельцина страну с недоразвитыми политическими институтами. Сто лет тому назад Россия медленно дрейфовала в сторону реального разделения властей. В 1905 году императора Николая II заставили отказаться от принципа абсолютной власти монарха. В России появился парламент, который отказывался с придыханием смотреть в рот царю. Даже собственные министры императора периодически стали ему отказывать — пусть в почтительной, но в твердой форме.

Мы, естественно, теперь никогда точно не узнаем: что бы было, если бы не было войны — в данном случае Первой мировой. Но мое глубокое убеждение таково: России столетней давности не хватило всего трех-четырех мирных десятилетий. Если бы они у нас были, процесс эволюции политической системы вполне мог бы привести к появлению чего-то крепкого, стабильного и цивилизованного. Но случилось то, что случилось. Страшная война разбудила демона революции, и страна погрузилась обратно в бездну самодержавного правления под новой вывеской.

В эпохи Горбачева и Ельцина наша власть поклялась жить по законам демократии. Но время правления двух первых президентов — самый ранний этап переходного периода. Время, когда в воздухе висела пыль и ничего по определению не могло устояться. Поэтому в политическом плане Россия досталась Путину в состоянии «табула раса» — чистой доски, на которой можно было писать что угодно.

Быть лидером государства — страшная ноша даже тогда, когда в нем уже сформирована устойчивая политическая система. «Никто не знает, что это такое — быть президентом, — высказался по этому поводу в 1969 году бывший лидер США Линдон Джонсон. — Президенты — это самые одинокие люди. А их величайшая проблема не в совершении правильных поступков. Их величайшая проблема в том, как узнать, какой именно поступок является правильным».

Но в стране со зрелыми политическими институтами у президента есть страховочные механизмы — независимые СМИ, парламент, суды. Как уже было сказано выше, у Путина таких страховочных механизмов не было. Это и сыграло роковую роль.

Основа политической философии ВВП — недопустимость повторения в России анархической вольницы 90-х, противодействие любым попыткам вновь поставить страну на дыбы.

И в этом Путин, по моему глубокому убеждению, был прав. Слишком много демократии — не менее опасная ситуация, чем тогда, когда ее слишком мало. Допустим, политические перемены в стране будут слишком быстрыми и опережающими. Тогда мы действительно рискуем вновь получить самые худшие особенности позапрошлого десятилетия, а то и кое-что похуже.

Если кто не помнит, то самый трагичный период в истории России начался после того, как в первой половине 1917 года выборы в стране были возведены в абсолют. Например, процесс разложения армии резко усилился после отмены в ней принципа единоначалия и создания выборных комитетов из представителей нижних чинов.

Однако политика сродни кулинарии. Добавишь в блюдо слишком много сахара — и оно безнадежно испорчено. Добавишь слишком много соли — и снова все испорчено. Пытаясь стабилизовать Россию, Путин в какой-то момент перегнул палку. Принимаемые меры стали не укреплять государство, а исподволь работать на его ослабление.

Произошло это, с моей точки зрения, осенью 2004 года. Вспомним то время. В стране уже царила хваленая путинская стабильность. Анархия 90-х казалась страшным сном. Доходы населения стабильно шли вверх. Но при этом граждане могли напрямую избирать губернаторов и депутатов Думы по одномандатным округам.

Да, эти права жители России не особенно ценили. Было бы по-иному, никто бы не позволил Путину их отобрать. Но это не снимает с ВВП вины за грандиозный стратегический просчет. Знаменитый французский философ и поэт Поль Валери как-то заметил: «Искусство политики состоит в том, чтобы не дать людям принять участие в делах, которые их напрямую касаются». Путинские политические реформы 2004 года привели именно к этому эффекту.

Политическая жизнь зиждется на привычках и традициях. Да, в 2004 году каналы связи общества власти через прямые выборы губернаторов и депутатов парламента по одномандатным округам были еще очень слабыми и условными. Но ребенок тоже очень слаб в первые месяцы и даже годы своей жизни. А молодое дубовое деревце может сломать пополам даже не очень сильный порыв ветра. Задача заботливого родителя или садовника — поддержать в нужный момент молодой организм. И тогда через энное количество лет мы можем увидеть могучего богатыря, дерево-великан.

Хочу сделать важную оговорку. Допустим, путинских политических реформ 2004 года не было бы. В этом случае Россия все равно столкнулась бы с многими из тех проблем, с которыми она сталкивается сейчас. Восемь лет — не тот срок, за который могут окрепнуть и возмужать политические институты. Но по крайней мере политическая система страны продолжала бы медленно развиваться в правильном направлении. Вместо этого она начала пятиться назад.

И сейчас мы имеем проблемы неизмеримо большего масштаба. Власть превратилась в замкнутую систему, оторванную от всего остального населения. Но могло ли быть по-другому, если властная пирамида стала формироваться сверху вниз?

Верхушка оппозиции превратилась в сборище безответственных маргиналов. Однако опять же: а могло ли быть иначе? Вот уже энное количество лет оппозиционная деятельность по факту приравнивается к антигосударственной. Кто в таких условиях готов стать профессиональным оппозиционером? Либо фанатики, либо романтики-идеалисты, либо беспринципные циники с непомерными карьерными амбициями.

Как ни крути, но Владимир Путин оказался не очень удачным политическим кулинаром. «Баланс сахара и соли» в российской политике нарушен — и нарушен очень сильно.

Путин без грязи и сахара

На обложку своего последнего номера в 2011 году влиятельный британский журнал «Экономист» поместил скомпонованный портрет идеального республиканского кандидата в президенты США. Образ был составлен из «частей тел» 11 различных персонажей: «серебряный язык Линкольна», «мускулы Шварценеггера», «мозги Никсона» (с некоторыми оговорками).

Однако идеальные политики существуют только на обложках журналов. В реальной жизни даже самые великие слуги народа обладают недостатками и способны совершать глупые ошибки. Уинстон Черчилль сейчас считается величайшим британским политиком всех времен. Но в глазах современников в 1930-е годы он был эксцентриком с безумными идеями.

Например, Черчилль отчаянно боролся против предоставления британской Индии права на ограниченное самоуправление. Мотивировалось это тем, что индусы — «недочеловеки». Еще Уинстон Черчилль пытался предотвратить смещение с британского престола короля Эдуарда VIII — человека с профашистскими взглядами. В немалой степени именно из-за таких поступков Черчилля его пророческие предупреждения — пора перестать потакать Гитлеру — не принимались британской элитой всерьез.

Я привел эти примеры для того, чтобы сбить уровень пафоса разговора. В среде бунтующего столичного креативного класса слова «кровавый путинский режим» многие уже произносят без намека на иронию. Но, несмотря на вполне очевидное закручивание гаек в последние месяцы, я по-прежнему способен воспринимать этот термин только в кавычках.

Давайте сравним наш нынешний политический строй со всеми предшествующими российскими историческими эпохами. И пусть это чудовищно плохо говорит о нашем прошлом. Я сам ужаснулся своему выводу, перебирая в голове не слишком радужныесовременные реалии. Однако даже крошки хлеба лучше, чем его полное отсутствие. Мало еще в какое время в России в целом жили так благополучно, как сейчас.

Конечно, фундамент сравнительного «путинского благополучия» был заложен в предшествующие правлению ВВП годы — в тот самый переходный период, когда все кружилось и ничего не устоялось. Конечно, за годы своего правления Путин мог сделать неизмеримо больше. Но давайте не будем и преуменьшать масштаб тяжелейших проблем, которые стояли и стоят перед страной и ее лидерами.

Давайте, например, сравним Путина с другим политиком, который оказался в ситуации «чистой доски» — первым президентом США Джорджем Вашингтоном. Это сейчас в мире насчитывается приблизительно 152 президента различных государств. А в 1789 году, когда герой войны за независимость от Англии получил новый титул, ни у кого не было представления: что это, собственно, такое — президентская форма правления?

Например, сразу же возникла церемониальная проблема: как именно следует обращаться к главе государства? Популярным был следующий вариант: «его величество президент Соединенных Штатов». Но Джордж Вашингтон настоял на банальном «мистер президент». Больше идея осчастливить президента королевским титулом не возникала ни разу.

Авторитет первого президента в обществе был огромен. Если бы он захотел, он бы с легкостью мог остаться в роли главы государства и на третий срок. Однако Вашингтон на корню зарубил эту идею. Традиция «только два президентских срока для одного человека и ни днем больше» с тех пор была нарушена в Америке лишь однажды.

Профессиональный солдат Джордж Вашингтон терпеть не мог политические партии и политические дрязги. Но за восемь лет своего президентства он ни разу не попытался использовать свой властный ресурс, чтобы наказать или подавить своих обидчиков и критиков из числа журналистов и членов Конгресса. И подобная манера поведения стала считаться эталоном, по которому мерили всех последующих президентов.

Итак, лавры «российского Джорджа Вашингтона» Путину не светят. Но двух президентов можно сравнить и в несколько ином разрезе. Во времена первого лидера США словосочетание «президентская вертикаль» было абсолютно бессмысленным. Понятия «администрация президента» тогда в принципе не существовало. Даже спустя 60 лет после эры Вашингтона президент Джеймс Полк использовал в качестве секретаря собственную жену.

А вот как во времена первого главы США выглядело штатное расписание ключевого правительственного ведомства — государственного департамента: государственный секретарь, главный клерк, который самолично писал всю американскую дипломатическую корреспонденцию, три других клерка, переводчик и курьер. И это притом, что госдеп тогда занимался в США и иностранными, и внутренними делами. А губернаторы американских штатов считали себя лидерами суверенных конфедеративных государств.

Есть ли сравнение с многомиллионной армией чиновников, которая досталась Путину в наследство? Или, что еще более важно, с многовековыми российскими традициями всевластия бюрократии?

Во времена Джорджа Вашингтона частная собственность уже считалась в Америке священной и неприкосновенной. В год прихода Путина к власти со времени восстановления института частной собственности в России едва минуло девять лет.

На момент первой президентской инаугурации Вашингтона Билль о правах (свобода слова и дебатов, свобода от штрафов и конфискации имущества без решения суда, свобода от жестоких и необычных наказаний) действовал на будущей территории США уже около 100 лет. На момент первой президентской инаугурации Путина со времени крушения тоталитарного строя в нашей стране прошли даже не десятилетия, а всего лишь годы.

Вот мой вывод из всего этого. Невозможно перепрыгнуть через этапы исторического развития. Можно сколько угодно справедливо ругать и критиковать Путина. Но далеко не факт, что любой другой человек на его месте показал бы заметно лучшие результаты. История еще не вынесла свой окончательный вердикт эре Путина. А зависеть этот вердикт, с моей точки зрения, будет только от одного: в какой именно манере эпоха ВВП подойдет к своему неизбежному — как и всё в этой жизни — завершению.

Воспоминания о будущем

Великий немецкий философ Гегель написал когда-то: «Истина рождается как ересь, а умирает как предрассудок». У политических эпох тоже есть свой срок годности. До момента окончания президентских полномочий Владимира Путина остается еще пять лет и почти девять месяцев. Теоретически вполне возможен и вариант, когда ВВП захочет баллотироваться на новый срок. Но в политической атмосфере уже отчетливо ощущается аромат предвестия конца эпохи.

Мои разговоры с чиновниками в провинции показывают: база поддержки ВВП еще сильна. Но процесс постепенной эрозии этой поддержки уже идет полным ходом. Ушла восторженность. Осталась привычка.

Сам Путин по-прежнему демонстрирует готовность защищать свой статус от любых посягательств. Посмотрите, например, на злоключения премьера Медведева. В интервью британской «Таймс» Дмитрий Анатольевич игриво отвечает на вопрос о своих новых президентских амбициях. И сразу же удар наносится по главному предмету его гордости — роли главнокомандующего в осетинской войне.

Недавно в Башкирии было официально объявлено: оперативное руководство правительством республики теперь осуществляет президент. А функции премьера — координация деятельности двух министерств и контроль за исполнением поручений президента. На федеральном уровне до таких крайностей не дошло. Но вот вчитайтесь в список членов недавно учрежденного экономического совета при президенте. Там есть все ключевые экономические чиновники страны — кроме премьера Медведева. Искушенные в интригах столичные политики очень зорко подмечают такие «мелочи».

Но при этом в поведении Путина стало несравненно меньше драйва и куража. Вспомним хотя бы его абсолютно безликий ответ на страстное письмо Андрея Макаревича о размахе коррупции в стране. Никогда не поверю, что ВВП образца 2002 года отреагировал бы на аналогичную ситуацию столь же бесстрастно и устало.

Однако трещины в «доме, который построил Путин», вызывают у меня не столько удовлетворение — никто не должен претендовать на право вечно управлять страной, — сколько неприкрытую тревогу.

«Его базовая проблема состоит в том, что он не отделяет страну от государства, а государство — от конкретных представителей власти» — так известный журналист Демьян Кудрявцев недавно высказался о крупном российском медиамагнате. К величайшему несчастью, эта блестяще сформулированная Кудрявцевым проблема является базовой не только для его коллеги по цеху, но и для всей страны.

Лишь очень наивные люди могут полагать, что ослабление режима Путина ведет к наращиванию потенциала демократических идей в России. Мои наблюдения говорят несколько об ином: пока еще робкий, но уже вполне очевидный рост сепаратистских настроений в наших национальных республиках прямо пропорционален любому удару по авторитету Путина. В российском политическом сознании понятия «центральная власть» и «Путин» фактически являются синонимами. Это страшно, но это так.

На Западе подобной проблемы не существует в принципе. Лидер страны меняется в установленном законом порядке. И тут же происходит обновление авторитета государственной власти. Нечто подобное в России произошло 31 декабря 1999 года, когда Путин сменил Ельцина. Но тот пример мирной конституционной передачи власти был у нас исключением, которое лишь подтверждает правило.

Ленин, Сталин, Брежнев, Андропов и Черненко рулили государством до своего смертного одра. Хрущев был свергнут в результате внутриэлитного переворота. Уход от власти Николая II и Горбачева сопровождался крушением установленного государственного порядка. Замена в президентском кресле Путина на Медведева была откровенным фарсом. Даже конституционный уход из власти Ельцина был прямым следствием состояния его здоровья.

Владимир Путин может с полным основанием считать себя отцом российской стабильности. Но фактическое отсутствие конституционного механизма смены власти несет в себе гарантированную угрозу этой стабильности. И в этом плане злейшим врагом Путина является сам Путин.

Путин, элита и все общество должны либо сообща, либо вопреки друг другу нащупать и запустить этот механизм. Понятия не имею, как именно это можно сделать. Но к россиянам должно прийти осознание: страна — это одно, аппарат государственной власти — нечто другое, личности на вершине государственной пирамиды — нечто третье.

Только приход такого осознания способен гарантировать дальнейшее стабильное развитие страны. Возможно, Кольцевая линия столичного метро идеальна как средство транспорта. Но как траектория политического развития она никуда не годится.