Беспризорная дети России. Бежать им некуда. И они бегут на небеса. Альберт Лиханов: «За последние 5 лет 14 123 ребёнка покончили жизнь самоубийством»

Беспризорная Россия

По различным оценкам, в России сегодня от 300 тысяч до 5 миллионов беспризорных детей. 90% из них – так называемые «социальные сироты»

П аша М., 13 лет, второй ребёнок в семье. Отец пьянствовал вместе с бомжами, мать в перерывах между запоями работала в кафе посудомойкой. Учился Паша в одной из московских школ. Слабо учился – в основном, «тройки», хотя по пению и физкультуре были «пятёрки». В школу приходил практически всё время в одной и той же футболке. Редко на нём появлялась серая толстовка. Одноклассники, правда, знали его положение и только говорили, мол, у него дома почти ничего нет. Но не дразнили, не обижали. На уроках Паша вёл себя тихо, на переменах не хулиганил. Это отмечали все учителя. Домашнее задание, правда, делал не всегда. Но разве этим можно кого-то удивить? Однажды его не было в школе больше месяца. Спохватились, направили к нему домой комиссию составить акт обследования жилищно-бытовых условий и выяснить причины отсутствия в школе. Пришли вечером три грозные тётки: классный руководитель, завуч и работник КДН (Комиссия по делам несовершеннолетних). Паша открыл дверь, прошли, посмотрели на комнату родителей: вдоль стен стояла сломанная мебель, а на полу был брошен старый плед, на котором спали две собаки; рядом куча бутылок, миска с остатками пищи для собак. Посмотрели тётки, прошли в другую комнату: «Показывай, где тут у тебя письменный стол, где кровать». Паша показал на обеденный стол, накрытый старой клеёнкой, сказал, что здесь и обедает, и уроки делает. А где спишь, спросили, а он отвечает, что на раскладушке, по очереди с сестрой, или на полу. «Где родители?» – был следующий вопрос. «Не знаю, мама, по-моему, на работе», – ответил Паша. Тогда они стали тестировать, что он умеет, что знает. «Диагноз» поставили при нём же. На вопрос, почему не ходит в школу, Паша не ответил. 
Его 17-летняя старшая сестра училась в колледже, по сути, только она и помогала брату. Он и сам подрабатывал, поэтому школу прогуливал. Работал и на соседней стройке – таскал мешки с мусором, и в автосервисе иногда выполнял кое-какую работу. Очень ему хотелось научиться хорошо машины ремонтировать и собирать. Мечтал, что будет автомехаником. А пока зарабатывал себе на пельмени. Ел он их два раза в день, семь дней подряд. Больше ничего варить не умел, да и денег заработанных было жалко. 
На очередном заседании КДН было принято решение лишить родителей прав на детей, а Пашу отправить в коррекционный интернат, определив его как неспособного к обучению по стандартной школьной программе. Мол, тест не прошёл. 
Попав туда, при его тихом характере, Паша оказался в числе тех, кого били «старики». Защиты ждать было неоткуда. Через полгода он сбежал. Но куда бежать? Домой? Нельзя. Там найдут и снова упекут в интернат. Дома он больше не появлялся. Сестре периодически звонил с мобильного телефона. Она плакала, просила вернуться. Благо, ей уже исполнилось 18, и можно было надеяться на оформление опекунства. Но ему не хотелось быть для неё обузой. Лера и сейчас толком не знает, где её брат: «Он звонит иногда, но домой не приходит и не говорит, где находится. Слава Богу, что живой». Паше сейчас почти 17 лет. 

Дети пустоты
Во времена Ярослава Мудрого, Ивана Грозного, царя Алексея Михайловича, Петра Первого было одно название для детей, оставшихся без опеки родителей и без крыши над головой, – «сирота». Эпоха Гражданской войны 1918–1920 гг. породила новое – «беспризорники». После Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. появился термин «безнадзорные». В итоге так называемой «третьей волны беспризорности», начавшейся в 1990-е, мы услышали всё сразу: «сироты», «социальные сироты», «беспризорники», «безнадзорные», «дети, попавшие в трудную жизненную ситуацию». Это ещё не полный список. И суть его в том, что дети сегодня оказались незащищёнными. Ни с какой стороны. «Дети пустоты» – такое ёмкое название дал им писатель Сергей Волков. Роман вышел в 2011 году. «Эта книга – о современных беспризорниках России, которых никто не знает, которых стараются не замечать. У них своя мораль, свой быт. И они воюют с теми, кто отказал им в праве быть. То есть с нами», – сказал писатель в интервью нашей газете. 
Стереотип беспризорника, сложившийся у старшего поколения, во многом навеян такими фильмами, как «Республика ШКИД», «Ташкент – город хлебный», «Путёвка в жизнь» и другими: чумазый, оборванный ребёнок, рыщущий по помойкам и собирающий объедки и обноски. После Гражданской и Великой Отечественной войн они были именно такими. Но государство тогда обратило на них внимание, понимая, что это будущее страны, и практически все они оказались в итоге под его опекой.
Около двадцати лет назад мне впервые пришлось столкнуться с беспризорниками. Тогда они охотно шли на контакт с журналистами. Ждали поддержки. Сейчас они не верят ни в чью помощь, стали более закрытыми, осторожными. Они сбиваются в небольшие группы по 3–5 человек, знают: если группа больше, то их заметят. В некотором роде партизаны. И они ведут партизанскую войну за себя, за свою жизнь. Пока кого-то не поймают. «Мы все – каждый сам за себя», – говорит главный герой книги «Дети пустоты» Тёха. 
Внешний облик нынешнего беспризорника иной: в целом они мало чем отличаются от большинства своих сверстников из российских деревень, окраин больших городов. Летом – джинсы, поношенные кроссовки, футболки, толстовки, спортивные костюмы. Если нужно «выезжать в город» зимой – появляется куртка с чужого плеча и шапка. Иногда – пуховики, меховые сапоги. Но чаще они одеты не по сезону. Девочек, которые составляют примерно 30% беспризорников, отличает излишний макияж, нанесённый часто на немытое лицо, короткие юбки или джинсы, топы с блёстками. Если нужно «намолить» денег, то есть попросить милостыню, они одеваются жалостливо. Откуда берут одежду? Да отовсюду: в больших городах часто благополучные жители выбрасывают вещи в хорошем состоянии; они уносят с собой одежду, убегая из детских домов и приютов; помогают волонтёры, представители церкви, да просто обычные горожане. 
Средний возраст этих ребят, по разным оценкам, – от 13 до 17 лет. 
Отличить их по разговорам вы практически не сможете, так как уровень образованности в стране в целом снизился. Правда, они меньше говорят о телесериалах, социальных сетях и шмотках, да и словарный запас в большей степени наполнен жаргоном, впитанным из преступного мира. Но ведь с кем поведёшься... А «водиться» с криминалом им приходится практически каждый день. 
По наблюдениям исследователей, любимая еда маленьких бродяг – «Сникерс», «Марс», мороженое и «Пепси». Они не жалеют на это денег. Могут зайти в «Ростикс» или «Макдоналдс», но никогда не будут есть на месте. Суп практически не покупают – с собой не унесёшь. 
Их жизненная философия выстраивается под влиянием проблем сегодняшнего дня: они всегда находятся «здесь и сейчас», жизнь – борьба за выживание, первобытная борьба. «И как первобытные люди они промышляют «собирательством» и «охотой», – говорит Сергей Волков. – Внутри сообществ–кланов есть свои правила. Криминальные правила. Родина – это своё племя, пещера. А вокруг – чужие, чужой мир, с которого нужно получить средства на жизнь». Криминал поддерживает эту философию: ему нужна смена. И защищает иногда от правоохранительных органов. 

Особенности национальной статистики 
Беспризорность в чистом виде, когда у детей нет ни родителей, ни крыши над головой, то есть они занимаются бродяжничеством, – это «надводная часть айсберга», которая, по мнению МВД, составляет сейчас более 2% от общего числа детей страны, а это значит, что каждый 50-й ребёнок – беспризорник. Из них около 30% составляют дети приезжих, остальные 70% – свои, местные.  80% из числа безнадзорных детей живут в тех же городах, что и их родители(!). Такова ситуация, например, в Москве. 
Но есть и «подводная» часть: в мае 2010 года  на Всемирном Русском народном соборе тогдашний председатель Комиссии по социальной политике Общественной палаты РФ Елена Николаева озвучила цифры, согласно которым силами комиссий по делам несовершеннолетних (КДН) ежегодно родительских прав лишаются до 60 тысяч родителей, то есть социальными сиротами становятся 200–220 детей ежедневно! А Уполномоченный по правам ребёнка РФ Павел Астахов в том же году на одной из пресс-конференций заявил, что почти 700 тысяч детей в настоящее время находятся в интернатах, приютах, детских домах и т.д. То есть в сумме уже как минимум в два раза больше, чем после Великой Отечественной войны. Однако и эти цифры не говорят ещё о масштабах проблемы. Основным источником информации по численности беспризорников являются органы МВД, которые ловят подростков за совершённое ими правонарушение. 
«В 2011 году по стране общим списком детей, прошедших через органы внутренних дел, числилось 508 тысяч, – говорит в интервью газете «Совершенно секретно» начальник Отдела организационного обеспечения деятельности по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних Департамента охраны общественного порядка (ДООП) МВД России Елена Новосельцева. – Эти данные поступают раз в полгода по форме «Несовершеннолетние» из субъектов РФ в Главный информационно-аналитический центр МВД. (То есть изучаются сухие цифры, отчётность. – Авт.) Уже три года, как не проводится никаких плановых кампаний по борьбе с беспризорностью. Раньше мы участвовали в операции «Подросток», которая проводилась в июле–августе каждого года, теперь и этого нет. Наше ведомство предлагало сесть за круглый стол Министерству образования, Министерству здравоохранения и социального развития, чтобы объединить усилия. Однако дальше обсуждения и некоторых нормативных актов дело не пошло». 
Что, проблема подростков-бродяг перестала интересовать государство или её просто нет? Но даже эти «сухие цифры» стоит умножить либо на два – фиксируется, как говорят сами работники органов внутренних дел, каждый второй подросток, либо на пять – попадается, по их же словам, каждый пятый. То есть около 2,5 млн детей ежегодно в той или иной форме оказываются без призора. А это уже каждый десятый ребёнок в России!
А ведь есть ещё и потенциальные бродяги – те, кто в силу разных обстоятельств может скоро пополнить ряды беспризорников. Так каких же масштабов должна быть проблема, чтобы на неё, наконец, обратили внимание и власть, и общество в целом?
Ежегодно в России около 120 тыс. детей уходят из дома. 
Беспризорность была в истории нашей страны следствием войн и голода. А что сейчас? Историкам предстоит ещё оценить значимость событий 1990-х годов. Одной из главных причин роста беспризорности, по мнению Главного контрольного управления при Президенте России, является тяжёлая ситуация в семьях. А это – результат той социальной действительности, в которой мы живём последние 20 лет. С распадом СССР и переходом к рыночной экономике большая часть населения страны оказалась за гранью выживания. Более половины предприятий закрылись, а вместе с ними оказались без привычной работы 60% мужского населения страны. По результатам опроса детей, занимавшихся бродяжничеством, родители 34,5% опрошенных злоупотребляли алкоголем. Школа постепенно стала коммерциализироваться, на первый план вышли образовательные стандарты, а не система воспитания. В 30% случаев неудачи в школе являются причиной постоянных конфликтов в семье, 40% из числа беспризорников постоянно прогуливали школу. 
Среди уличных детей, по данным комплексного социолого-криминалистического исследования причин беспризорности, проведённого четыре года назад, в 2008 году, московским центром проекта «Дети улиц», почти 80% постоянно курили, 50% употребляли «снотворные» препараты, почти 12 % – потребляли наркотики, 16% промышляли воровством, 10% – попрошайничеством. Именно за период бродяжничества 50% детей пристрастилось к наркотикам. Вы полагаете, ситуация изменилась?
«Рост числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, – устойчивая тенденция, сложившаяся за последние 15 лет», – отмечают чиновники сегодня. 
А что дальше?
В Федеральном законе № 120 от 1999 г. «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» в статье 4 говорится: «В систему профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних входят комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав … 1) органы управления социальной защитой населения, 2) органы управления образованием, 3)органы опеки и попечительства, 4) органы по делам молодёжи, 5) органы управления здравоохранением, 6) органы службы занятости, 7) органы внутренних дел…» Семь ведомств, как в старой поговорке про нянек и дитя «без глазу»! В общей сложности, все они получают гигантское госфинансирование на то, что, как думается, ежедневно заботятся о детях. 
Но при этом, по статистике, в России сегодня почти 1500 детских домов, 240 домов ребёнка, более  300 школ-интернатов для детей-сирот, около 700 социальных приютов и 750 социально-реабилитационных центров. И детей в них почти 700 тысяч. Большая часть этих учреждений находится в тяжелейшем положении из-за отсутствия должного финансирования, на сайте практически каждого – просьбы о материальной поддержке, вплоть до памперсов; средняя зарплата воспитателя в регионах – от 4,5 до 13 тысяч рублей. Чуть лучше ситуация в столицах.
У нас сегодня есть детские приюты, на которые любо-дорого смотреть, например, Социальный приют для детей и подростков «Алтуфьево» в Москве. Но ежегодно, приезжая в деревню в 700 км от столицы, я вижу в районном центре другое социальное учреждение – детский дом: одноэтажное здание с деревянными стенами, растрескавшимися от времени оконными рамами, в которых стекла держатся на пластилине, старой железной дверью, которую регулярно красят и краска от времени осыпается; сетка-рабица с дырками-лазами; с советских времён оставшиеся качели и веранды. 
Содержание этих учреждений – забота субъектов федерации. Но, похоже, у них не хватает средств даже на ремонт большинства сиротских заведений.
Министерство здравоохранения и социального развития РФ курирует социальные приюты, детские дома и постоянно разрабатывает планы реформ. Планы наполеоновские: сократить их количество, раздавая детей по семьям. И выплачивая «вознаграждение» за каждого взятого ребёнка в размере 15 тысяч рублей ежемесячно. Отчасти в реализации этих планов министерству помогает Уполномоченный при Президенте РФ по правам ребёнка Павел Астахов, который, в перерывах между поездками за границу, успел побывать в 80% детских домов страны, о чём с гордостью заявляет с высоких трибун: кого-то поругал, кого-то похвалил. Может быть, господину Астахову доехать до такого детского дома и помочь ему? Именно помочь, а не ругать и наказывать. И, может быть, новому министру финансов Антону Силуанову найти в бюджете страны средства хотя бы на ремонт этих «богоугодных» заведений…
Пока для главного защитника детей, видимо, куда более актуально решить вопрос с ювенальной юстицией и начать привлекать подростков к уголовной ответственности с 12 лет. Он ведь юрист. Понастроим детских тюрем, будем наказывать? А ещё в активе главного защитника детей страны альянс «Россия без сирот», в рамках которого он собирается принять решение о передаче детей в приёмные семьи. Это панацея от беспризорности страны?
Предыдущий министр здравоохранения и социального развития госпожа Голикова поддерживала программу «Россия без жестокости к детям», награждая победителей конкурсов. А ещё занималась Фондом поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, одна из задач которого – раздать гранты участникам из регионов, и ждала, наверное, на горячей линии, когда позвонит какой-нибудь беспризорник. 
Сейчас в министерстве идут очередные кадровые перестановки, приведёт ли это к изменению ситуации в стране? Опять же вопрос к ведомству: есть ли программа, предусматривающая решение проблемы беспризорности детей? На момент выхода номера редакция так и не получила ответа на свой запрос, отправленный три (!) месяца назад, тогда ещё в Министерство здравоохранения и социального развития РФ.
А Министерство образования и науки РФ тоже закрылось от беспризорников. Мол, пусть МВД занимается. Чиновники Минобразования разрабатывают новые циркуляры по контролю сиротских учреждений. Чтобы было кого наказывать? Да уж, дело хлопотное. Но вот вопрос, можно ли справиться с такой проблемой только с помощью нормативных актов? 
При этом на Пятом съезде детских омбудсменов прозвучала статистика – начального общего образования не имеют в России порядка 37 тысяч детей, а более 22,5 тысяч детей неграмотные. И это официальные цифры, которые сообщил Павел Астахов. Я уж не говорю о цифрах, которые приводил в своё время глава МВД Нургалиев, а они пострашнее: более 2 млн неграмотных детей. Теперь будем ждать, в какой статистике детской безграмотности признается новый министр образования и науки Дмитрий Ливанов.
А пока основную ответственность в решении проблемы беспризорности в стране берут на себя Министерство внутренних дел РФ, Комиссии по делам несовершеннолетних и органы опеки и попечительства. МВД ловит, как ему и положено. Но ловит тех, кто совершил правонарушение. А что дальше? Что происходит с теми детьми, которые были доставлены в ОВД? 
«В детприёмниках можно держать детей не больше 30 дней, дальше обязательно нужно куда-то пристроить, – рассказывает начальник отдела Департамента охраны общественного порядка МВД РФ Елена Новосельцева. – Но на основании того же Федерального закона № 120, в различные реабилитационные центры, приюты и т.д. запрещено принимать детей в состоянии алкогольного опьянения или находящихся под действием наркотиков. Тогда, по закону, детей доставляют в специализированные детские больницы (в той же Москве это Морозовская, 21-я городская и Тушинская), где они находятся от 2 до 7 дней, потом поступают в сиротское учреждение». 
Как говорит волонтёр Православного народного движения «Курский вокзал. Бездомные дети» Анна Федотова, многие беспризорники убегают либо из больницы, либо на пути в больницу. А кто их потом ищет? Никто. К слову, когда у одного из оперативников районного ОВД Москвы я спросила, как и кто разыскивает беспризорных детей, он ответил, что никто и никак. Нам, мол, и без того хватает работы.
Но ведь те, кому сейчас от 11 до 18, и кто оказался за бортом добропорядочной обывательской жизни, через несколько лет выплеснут свою боль за безрадостное детство на простого обывателя: «Доберёмся мы до ваших банок с помидорами!» И затем будут оправдывать труд более чем 1 млн работников органов внутренних дел. 

«Зондер-команды» 
У органов опеки и попечительства, как и у комиссий по делам несовершеннолетних, главная задача – следить, чтобы дети не оказались без призора родителей или «лиц, их заменяющих». И дело своё они по-своему знают. 
В февральском номере «Аргументы и факты» опубликовали материал об изъятии детей у Алеси Ржаниковой, секретаря районной школы под Архангельском, которую обвинили в том, что она якобы избивала своих маленьких детей. И за это их отобрали у матери и поместили в больницу. Благодаря помощи соседей, коллег по работе, которые собрали подписи в защиту матери, Алесе вместе с адвокатом удалось отстоять в суде свои материнские права. Правда, перед этим она просто забрала детей из больницы, куда их поместили без её ведома. Органы опеки в долгу не остались и подали встречный иск. Как будто бы перед ними стоит маниакальная задача в любом случае отобрать детей у родителей. (http://www.aif.ru/society/article/49550 )
На данный момент из разговора с Алесей я узнала, что она продолжает судиться с госструктурами, воспитывает детей, которых пришлось перевести в другой детский садик, и ждёт, когда же органы опеки перестанут поднимать вопрос об изъятии у неё младшего сына. 
На сайтах юридических консультаций размещаются вопросы о том, как быть, если в малоимущую семью пришли «опекуны» с целью отобрать детей за неуплату долга по коммунальным платежам. Вот пример такого обращения:
«Ситуация следующая. Подруге позвонили из органов опеки и попечительства (у неё двое несовершеннолетних детей) и сказали, что собираются к ней с визитом. Она второй раз замужем, старший ребёнок от первого брака, муж умер. Младший, с которым она в отпуске по уходу до 3 лет, соответственно, от второго брака. В общем – нормальная дружная семья, быт налажен, дети ни в чём не нуждаются, здоровы и радостны. Оба родителя не имеют вредных привычек, не привлекались, не состояли, так сказать. Женщина в шоке – такого звонка не ожидала. Единственный грешок, который она вспомнила, – висела задолженность по коммунальным платежам (квартира у них приватизирована)...ну бывает такое – решили на семейном совете погасить кредит, чтобы не переплачивать проценты в наше кризисное время, сделать старшему ребёнку в комнате ремонт к началу учебного года... и пару месяцев не платили коммуналку. На момент звонка из вышеупомянутых органов задолженность была уже погашена. Вот и возник вопрос – а на каком основании эти самые органы собираются их посетить? Самое интересное, никакие органы ею не интересовались, когда она с трёхлетним ребёнком на руках овдовела...карабкалась, как могла, без всяких опек и попечительств…» (http://www.yurist.by/vizit-organov-opeki-i-popechitelstva) 
Лига защиты детей, проанализировав итоги первого года работы «горячей линии» для семей, у которых органы опеки отобрали детей, утверждает, что эта практика выгодна самим коммунальщикам: в год в стране становятся принудительными сиротами до 120 тысяч детей. На одного детдомовца отпускается от 100 тысяч до миллиона рублей, большая часть из которых, как полагают в Лиге, оседает в сфере ЖКХ. Что-то очень похоже на организованную преступность, правда, в масштабах страны.
В 2010 году страна узнала и попереживала о московской семье Сергея и Нины Кузнецовых-Супоневых, у которых органы опеки отобрали детей за неуплату коммунальных платежей. Поводом для изъятия детей, напомню, было отсутствие ремонта и пустой холодильник. И если бы не средства массовой информации, друзья и соседи Кузнецовых-Супоневых, вряд ли бы вопрос решился в их пользу. Тогда история дошла до Евгения Бунимовича, поэта и уполномоченного по правам ребёнка в Москве: «Сейчас помощью семье занимается сотрудник Департамента семейной и молодёжной политики Восточного округа. Мы тоже взяли дело на контроль», – сказал Бунимович по следам погашенного всем миром скандала.
Саратовский журналист Сергей Вилков год назад, в июне 2011 года, рассказал ещё одну «опекунскую» историю. Речь в ней шла о 22-летней молодой маме, жительнице города Энгельса, Татьяне Варначкиной, которую за заикание и пение в церковном хоре «добрые опекунши» признали блаженной. Жила она с престарелой бабушкой 85 лет в собственном доме на пенсию по инвалидности и скромную плату за пение на церковных праздниках и службах. И чтобы, наверное, обезопасить ребёнка от матери и улучшить условия жизни дочки, родившейся накануне 8 марта, медики, думается, не без помощи опеки, обманным путём отобрали малышку, заставив Татьяну поместить её в больницу: «У тебя тут условия не лучшие, давай, ты в больнице полежишь месяцок. Там и питание, и горячая вода…» А потом и просто не пустили к ребёнку. Затем пошли суды, обвинения, тем временем в опеке её огорошили, заявив, что «время упущено», «ребёнка всё равно отберём». И ребёнка не отдавали. Уполномоченный по правам ребёнка в Саратовской области Юлия Ерофеева никак не отреагировала. Дело дошло до прокуратуры. К счастью, вмешалась общественность, откликнувшись на материал журналиста в Интернете, скинулись всем миром на адвоката. 
А «заботливые» государственные органы продолжали гнуть свою линию – решили провести независимую медицинскую экспертизу о состоянии психики мамы. Как они проводят эти экспертизы, многие, состоявшие или состоящие на учёте в ПНД (психоневрологическом диспансере), знают не понаслышке. 
Итак, государственный орган пытается решить судьбу двух людей. А Таня поёт в хоре, зарабатывая себе и дочери на жизнь, и не знает, чем закончится пресловутая защита государством материнства и детства. 
КДН и органы опеки и попечительства – структуры, плавно перекочевавшие из ругаемого социалистического вчера в воспеваемое и защищаемое демократическое сегодня. Почему нет реформы этих структур? Почему люди, работающие в этих структурах, действуют как бездушные роботы? Старые инструкции виноваты?
И сейчас Комиссии по делам несовершеннолетних продолжают сплеча лишать родителей их прав. Со средней скоростью 220 детей в день, 60 тысяч родителей в год. А возвращают себе эти права чуть более 3% родителей. 
То есть, напомню, из десятков тысяч семей, которые ежегодно лишаются права воспитывать детей, возвращают себе это право путём унижения и преодоления бездушного давления со стороны госорганов только 20 семей. Да, есть родители – моральные уроды, законченные алкоголики, но мы сейчас говорим о другом ужасающем принципе действий «зондер-комиссий»: если ты беден, если ты нищий – ты не имеешь права воспитывать детей… 
Эта тенденция становится статистически опасной. Не случайно общество само,  по-мюнхгаузеновски спасает себя, публикуя в Сети рекомендации и советы, что нужно делать, если к вам пришли забирать ребёнка чиновники. Как, например, интернет-издание «Православие и мир», где можно найти подробную информацию о противодействии государственным структурам в лишении вас возможности быть родителями своих детей. Правда, бедные не знают, что такое Интернет.
И всё это при том, что психологи объясняют: никто из уполномоченных органов не ведёт разъяснительную работу с родителями по предупреждению беспризорности. Зато и «Зондер-команды» КДН, и органы опеки, и школа – все требуют, чтобы государство ужесточило меры ответственности родителей за детей. Возникает вопрос: а кто стоит на защите родителей? А на защите семьи? УФМС, церковь, волонтёры обращают внимание на то, что сегодня очень остро встаёт уже вопрос о бездомных… семьях. И это в условиях серьёзнейшей демографической проблемы, которая надвигается на Россию.

За гранью
«Посмотрите, сколько людей страдает вокруг. Им нужна помощь. Дети, женщины, мужчины, русские и нерусские, оказались за гранью человеческого существования. Помогаем, чем можем. Господь не оставляет. Иногда разговор по душам помогает им принять правильное решение», – говорит представитель Православного народного движения «Курский вокзал. Бездомные дети» отец Фёдор.
Ведь находятся слова! Именно доброго слова не хватает многим из них. И продолжает Церковь, как и всегда, направлять на путь истинный, как, например, в Марфо-Мариинской обители, где воспитываются девочки-сироты. Кто знает, как сложилась бы их судьба, не попади они туда. И нет афиширования своей деятельности, нет лозунгов, практически нет государственного финансирования (к сожалению), есть простой каждодневный труд, имя которому – любовь к людям.
Волонтёры различных общественных организаций каждый день выходят в город, чтобы подкормить, одеть, помыть тех, кто остался без защиты государства. Работают они на общественных началах. Защищают сирот и бездомных и борются за себя… против тех органов власти, которые могут, например, отобрать придомовую территорию или помещение. 
И ситуацию с беспризорниками видят они совсем иначе, чем чиновники. 
Вот что рассказывает Анна Федотова: «Изъятие детей у родителей происходит, в основном, по акту обнаружения безнадзорности и беспризорности. А какими дети могут быть, если многие семьи, с которыми мы работаем, не имеют жилья? Сейчас в стране бездомных семей около 4,5 млн. Они и юридически, и фактически бездомные. 
Жильё сегодня потерять легко, получить сложно. Да и кому это нужно в стране? А потом, в связи с многомиллионными миграционными потоками, когда люди с разных районов страны кочуют в поисках лучшей жизни, очень многие теперь относятся к категории так называемых «скрытых бездомных». Они не регистрируются, а поэтому выпадают из правового поля. Им медицинскую помощь, например, получить очень трудно, не говоря уже о жилье и работе. Да и кому нужны люди с проблемами? И взрослые, и дети чувствуют себя ненужными. Поэтому дети в первую очередь проходят своеобразную социализацию через воровство. Часто такие дети попадают под влияние сект. Кстати, к лету они активизируются: снимают подмосковные лагеря и собирают там и детей, и взрослых. И проводят свою работу. Некоторые дети попадают в приюты. Но туда сейчас попасть может не каждый ребёнок. Прежде всего он должен пройти через больницу, но они оттуда бегут. Причем, бегут трое из пяти. Тех, которых за преступление или побег ловят второй или третий раз, часто кладут в «психушки». Оттуда путь один – в коррекционную школу. Если повезёт – кто-то попадает в православный приют. Там действительно ведётся работа с детьми. Если не повезёт – попадает в государственный приют. Мягко говоря, там ужас, так как на выходцев из государственных детских домов нет государственного заказа. Если в 40–50-е был такой заказ, то сейчас нет. Реабилитации трудом, как это было после Гражданской и Великой Отечественной войн, сейчас тоже нет – неактуально! Вот так».
Опять, как в военное и послевоенное время, у нас появилось понятие «сын полка». Ещё в 1990-х некоторые военные части на свой страх и риск брали на воспитание мальчишек, сейчас это сделать проще. Зато, как говорят сами военные, как правило, из них потом получаются толковые кадровые солдаты и офицеры. Но финансирования от государства на эту программу нет. 
Об уровне развития общества судят по тому, как живётся в нём старикам, инвалидам, матерям и детям. Это давно известная истина. 
Ушли, не решив проблемы беспризорности, национальные проекты «Дети России» на 2003–2006гг., на 2007–2010гг., появился проект «Детство 2030», согласно которому страна опять попадает под очередной эксперимент с элементами ювенальной юстиции. И вот 1 июня 2012 года президент Владимир Путин подписал Указ о «Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012–2017 годы». Слова там правильные, проблемы подмечены гнетущие, только вот решением этих проблем снова будут заниматься те же 7 ведомств-нянек… И в этой национальной стратегии снова нет места волонтёрским усилиям нашего гражданского общества. А количество беспризорников ежедневно растёт…

Во все времена
В церкви, что близ Арбата в Москве, в Спасопесковском переулке, служит молодой отец Павел. Мы говорили о том, насколько возможно изменить нынешнюю ситуацию с беспризорностью в стране. И вот что он сказал: «В душах людей много осталось добра, но оно не востребовано. Циники порицались всегда церковью. 1990-е годы пропагандировали цинизм, следствием которого стало то, что люди сейчас перестают уважать друг друга. СМИ стали слишком мало показывать добрых людей. Хорошие люди боятся идти до конца в своих рассуждениях: нашли ответ, удовлетворяющий их, но, быть может, не истинный, на свой вопрос и остановились. Сейчас в обществе царит леность мысли. Я бы сказал, сейчас «смутное время». Сегодня одно из основных понятий – успешный человек. А успешный – кто имеет самый крутой мобильный телефон, самую модную машину и т.д., в общем, кто обладает материальным богатством. Общество раздирается. Противоречия растут. А между тем родители, приходя в храм, просят о том, чтобы их дети выросли хорошими людьми и чтобы Церковь помогла в этом. В наше время есть заказ коммерчески заинтересованных людей, а есть заказ социальный, то есть общественный. Так вот общественный заказ – чтобы в будущем всё сложилось хорошо в семьях, чтобы была стабильность. А это зависит от состояния нравственности общества. В нравственности нет понятия времени. Базовые ценности не меняются. Они проявляются или не проявляются в зависимости от того, есть ли в обществе нравственный, духовный стержень. Будущее страны и народа зависит от заказа общественного. Если народ хочет жить, то он обязательно найдёт ответы на все жизненно важные вопросы и ответит на них в своём неповторимом стиле: во всём богатстве своей культуры, своего мировоззрения, своей духовности. Если общество хочет, чтобы правители были справедливыми, а в самом обществе царила честность, искренность, ответственность, то, при наличии волевого и деятельного стремления к этому, могут появиться люди, которые воплотят в себе – в своей личности, в своей жизни – те идеалы, которые общество так желает приобрести. Ярким примером является преподобный Сергий Радонежский. Люди во все времена хотели стабильности, экономического, культурного, духовного, нравственного расцвета для своей страны».

http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/3164

Бежать им некуда. И они бегут на небеса

Альберт Лиханов: «За последние 5 лет 14 123 ребёнка покончили жизнь самоубийством»

Давайте только сразу договоримся о терминах – к сожалению, журналисты часто путают их, подменяя одно понятие другим. Итак, есть термин «сироты и дети, лишённые родительского попечения». Это юридически определённый статус. Здесь речь идёт о детях, которые изъяты из семьи – или потому, что у них погибли родители, что очень нечасто случается, поскольку у таких детей обычно есть родственники, которые их усыновляют, берут под опеку или попечительство (в зависимости от возраста), или о детях, которых матери бросили в роддоме, или о детях, изъятых в буквальном смысле слова – по решению суда – из-за дурного, часто преступного, отношения к ним родителей.
Беспризорность – это совсем другое. Это понятие совпадает с первым только тогда, когда дети, переданные, например, в детдом, убегают оттуда. Вот в этот момент они, естественно, оказываются без призора – семейного или государственного – и подпадают под статус беспризорника. Вообще же, беспризорники – это дети, надолго убегающие из дома, ищут их при этом или не ищут – другое дело. Должны искать! Но это зависит от уровня семьи, её ответственности, от школы, от милиции-полиции, от власти, от органов опеки и попечительства.
Дети могут бежать из дома по разным причинам: если там плохая обстановка или она слишком требовательная – почему плохо учишься, пропускаешь занятия, не учишь уроки; порой взаимоотношения в семье сопровождаются прессингом, рукоприкладством. И в знак протеста ребята бегут – во вред семье. 
И хочу прямо сказать: сегодня нет беспризорничества эпохи Дзержинского, когда дети оказывались на улице, в нищете и голоде, потому что у них погибла вся родня. Вот тогда, в 30-е годы, государство собрало с улиц всех беспризорных, которые были одновременно сиротами, отмыло их, образовало, воспитало и дало путёвку в жизнь.
Сейчас другая ситуация. Да, беспризорники у нас есть, но это не сироты и не дети, лишённые родительского попечения. Как правило, это дети, имеющие семью, но убегающие из неё. Поэтому я не очень люблю термины «беспризорники» или «безнадзорные». Я их называю «бегунки». Ведь, ещё раз повторю, основная часть этих детей имеет живых родителей. 
О термине «безнадзорные». Это вообще расплывчатое понятие. Сейчас любой ребёнок, выходящий из дома и поворачивающий за угол, в какой-то мере безнадзорный. Именно в эти минуты к ребёнку подъезжает машина, и «добрые дяди» приглашают его подвезти до школы. Далее случается самое страшное. Среди ежегодных 100–130 тысяч случаев насилия над несовершеннолетними в нашей нынешней стране преступления, совершённые именно по такой схеме, являются типовыми. И никто от этого не застрахован. Причина – окружающее детей взрослое равнодушие. Раньше, в советское время, чужие люди были неравнодушны к тому, как ведёт себя ребёнок на улице, что с ним происходит. Сейчас всё изменилось. Люди стали равнодушны ко всему, что не касается их самих. 

Люди «дна» 
Проблема состоит в том, что сегодня именно семья нуждается в защите. Семьи тоже сейчас разные: есть семьи, где отец и мать, или кто-то из них (а иногда это неполные семьи – тогда единственный родитель), пьянствуют, а есть бедствующие семьи, неустроенные. Это современное человеческое дно, по сравнению с которым «горьковское дно» – наивная философская школа; бедствующие семьи – самое опасное явление. 
Речь идёт о социальной неадаптированности огромной части населения. Люди этого «дна» нигде не нужны. И их дети тоже. Так как вы думаете, актуальна эта проблема?
Во времена Дзержинского беспризорников (они же – сироты) «выгребали» всех. Это одна из самых удачных практик социализма. И их было, по разным оценкам, несколько миллионов человек. Это было одним из приоритетных направлений политики государства. Вы же помните, что создавались коммуны. Макаренко, например. И сирот–беспризорников тогда выводили в люди. Сколько известных людей науки, искусства вышло из их числа. Писатели Леонид Пантелеев, Иван Ефремов, академики Арцимович, Дубинин, Кочергин, Чарыев, народная артистка СССР Георгиевская, политик Аркадий Иванович Вольский и ещё много, много громких имён. Всё это – результат кропотливой работы.  
После Великой Отечественной войны, которая оставила 678 тысяч сирот, была выпущена директива, по которой системе просвещения было поручено изо всех сил тащить сироту до окончания школы или хотя бы «семилетки». А далее действовала система, при которой эти дети, поступив в вуз или техникумы вне конкурса (сдав вступительные экзамены хотя бы на «тройки»), вновь защищались государством: обязательно получали общежитие, стипендию, бесплатное питание, учебники, одежду. Раньше после окончания вузов было распределение, и они первыми получали место в общежитии по месту работы, а если женились, то жильё вне всяких очередей. Сироты тогда имели карьерное предпочтение. 
Нынешних сирот, увы, никто никуда не тянет. Максимум – до окончания детдома. Хотя сейчас студенту-сироте тоже созданы самые пристойные условия. Кроме стипендии, они получают средства на питание, одежду, обувь, учебники, бесплатное общежитие. Но как только окончил вуз, ты уже никому не нужен. Впрочем, это касается всех выпускников – ведь государственного их распределения уже не существует. 
Так что наших сирот реформирование страны учитывает как-то половинчато. А уж о будущем бесплатном жилье вопрос вообще завис. Его должны бы давать всем, кто не по своей же охоте обрёл статус сироты. Дают. Но подавляющему большинству приходится обивать пороги социальных служб, напоминая о своём положении, терпя унижения, годами стоя в безнадёжной очереди на жильё. По официальной статистике, в ней сегодня стоит около 83 тысяч сирот. 
Теперь вернёмся к беспризорникам. Где-то, кажется, году в 2002-м Москва оказалась переполнена ими. Возле вокзалов, в вагонах электричек, в зоне тепловых сетей вертелось множество ребятишек, которые, казалось, вернулись из 30-х годов. Президент отдал команду властям и органам милиции убрать беспризорничество с глаз долой. И это было сделано. Москва построила около 20 приютов. Детей стали свозить туда, отлавливая их на вокзалах, в теплосетях, из подвалов домов. Вентилятор приютов заработал: забирали, отмывали и держали до полутора месяцев. А тем временем выясняли, что за ребёнок. Потом отправляли в сопровождении милиционера домой (а это деньги на дорогу – самолёт, например). Словом, дорогостоящий инструмент. Но часто кончалось тем, что ребёнок снова бежал. Его опять ловили. Или не ловили.
Тут, на мой взгляд, вступала магия статистики. Когда число задержанных беспризорников велико, вывод делается обратный смыслу: значит, плохо работает милиция. А если беспризорных задержали меньше, значит, дело улучшилось? Но ведь такой механизм нетрудно поправить, не так ли? Просто не задерживать.
На мой взгляд, в стране отсутствует механизм учёта беспризорников. Ибо он заключён лишь в одном показателе: числе задержаний несовершеннолетних органами МВД. Но один «бегунок» может задерживаться три раза, а другой, поопытнее, ни разу. Разве это показатель?
Мне кажется, беспризорничество у нас сократилось, это – правда. Но не исчезло, а мимикрировало, приспособилось, камуфлировалось. Беспризорность как явление трансформируется в иные формы детского неблагополучия, когда, например, девочки покупаются для самых гадких целей, но материально они «благополучны». Это ужасно, но это правда. Это же касается и мальчиков. 
Вообще, моральное разложение – и это жестокая данность – способна «перекрыть» старые беды своим новым всесилием. Да что там! Ведь изменилась сама детская мечта! Раньше дети мечтали стать космонавтами; теперь космонавтом, по одному общественному исследованию, не пожелал стать ни один ребёнок, зато о «выгодных» занятиях (а не профессиях) – банкир, глава фирмы, удачливый торгаш – мечтают почти все. 
Кстати, торговля поглощает огромные подростковые массы, прибранные, разумеется, к рукам умелыми делягами. Дети, нетрудно заметить, в таких ситуациях вовсе не без призора живут. Но чем кончится этот призор – не болит ли о том сердце у власть предержащих?

Нация мелких лавочников
Мы сегодня – нация мелких лавочников, а не инженеров. В псевдоконкурентной борьбе мы стали,  с одной стороны, злее, с другой – равнодушнее. Сегодня на первом месте стоит погоня за ежедневной прибылью. Каждый что-то хочет продать своему ближнему. Всё замешано на жажде наживы. А доброжелательность иссякла. Она не востребована в обществе. 
Посмотрите, что происходит с семьями: количество разводов сейчас почти равно количеству браков. В результате дети становятся жертвами семейного неустройства. Они теряют веру, надежду. Послушайте, что дети пишут Богу: «Почему ты людям всё прощаешь, а учителя в школе – нет?» (Оля, 4 кл.), «Развод – похороны семьи». Сейчас стал  модным гражданский брак, а это, на мой взгляд, облегчённый вариант ответственности перед детьми. Сейчас институт семьи требует поддержки. Семья нуждается в вознесении.
Бессемейность, равнодушие, бесстыжесть, безверие породили очень тяжёлое явление в нашей жизни: женщина отказывается от ребёнка в роддоме. И, как следствие, ребёнок гуляет по «казёнкам». И не забывайте, что ежегодно в стране делается, по разным данным, от 2,5 до 5 млн абортов. То есть дети перестали быть ценностью. Стыдно признавать, но то, что было раньше нашим национальным достоянием, сейчас перекочевало на Запад: ребёнок там чаще всего радость и удовольствие, а в некоторых государствах – серьёзная прибавка к бюджету семьи. 
Поэтому я всячески одобряю любые усилия власти в этом направлении и, особенно, последние документы, которые, наконец-то, поддерживают «вымирающие» регионы при рождении там детей. На юге жить теплее и сытнее, чем, скажем, в моей родной Кировской области или в сибирских областях. На детях нельзя экономить. Напротив, инвестиции в детство – самые выгодные инвестиции. И здесь власти есть что сделать. 
Вот и в кредитной политике очень важно давать детородной семье такие кредиты на землю и дом, чтобы рождение третьего, четвёртого и пятого ребёнка аннулировало 30% займа, а при пяти детях семья обретала бы солидную собственность фактически бесплатно. Это же надо бы дать семейному детскому дому, приёмной семье, да и просто семье смешанной, где доброта была бы поддержана экономически. Такая практика рождена в Белгородской области. И как было бы важно морально и экономически встать на такой русифицированный путь, где не доброта служит деньгам и склоняется перед ними, а деньги служат доброте, нравственности, морали.
Очень серьёзной проблемой, думаю, является падение авторитета школы. Моя первая учительница, Аполлинария Николаевна Тепляшина, не ставила «двоек» нам, малышам, а оставляла после уроков. И каждого из 40 детей в классе обходила по утрам, перед началом уроков, и ложечкой давала витамины «С», чтобы мы не заболели цингой. Это было во время войны. Она спасла нас от цинги. То есть учитель – прежде всего человек, который заботится о детях. Сейчас авторитет школы снижен: в основном, школа разными путями стремится заработать на детях. И подталкивает её на это государство. Теперь школа – не любимый дом, куда бежишь с радостью, а магазин, где продаётся странный товар – «образовательные услуги».
Россия всегда славилась особой ментальностью: порядочность, доброта. Добрый человек добр не только к своим, но и ко всем иным людям – другой национальности, посторонним на улице, к чужим детям. Это было, но ушло. 
Мы создали серию фильмов-диалогов с выдающимися гражданами нашей страны. В этих фильмах рассказывается о том, как они стали такими, какими стали, через какие жизненные испытания прошли. Сняли эти фильмы, чтобы их показывали в школах, на классных часах, чтобы их смотрели  учителя вместе с детьми и потом устраивали такие обсуждения, где ни один ученик не отмолчится. Каждый фильм посвящался какой-то одной этической ценности. В Белгородской области, где фильмы смотрели по нашим методикам – а это 20 фильмов, – дети, как отмечали учителя, менялись в сторону осмысленности своей собственной жизни, её анализа, чаще всего, критического, в сторону поиска своих собственных нравственных ориентиров. Это ведь совершенно конкретный педагогический результат. А «Уроки нравственности» чьи были: Виктор Розов, Жорес Алферов, Ирина Антонова, Ирина Роднина, Даниил Гранин, Виктор Садовничий, Василий Лановой, Дмитрий Шпаро… 
Мы предложили Министерству образования и науки купить и распространить эти фильмы. Их 20, по 3000 рублей за комплект. Поддержки не получили. Оказывается, теперь денег у министерств нет, они у местных образователей. Но и это не всё. Местные должны получить специальную рекомендацию от всё того же министерства. А теперь к тому же и деньги-то уже не в регионе. А в школе, у директора. От просвещённости директора, его информированности ныне зависит детская мораль. 
Должна быть единая силовая структура, которая занималась бы такими детьми. У нас ведь есть эмвэдэшная система ЦВИНП (Центры временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей). Раньше туда доставляли всех детей улицы. После создания приютов туда доставляют только тех, кто совершил правонарушение. Таким образом, ЦВИНПы – система силовая и более ответственная, приюты – дело штатское. Может, такая сепарация и гуманнее, судить не берусь. Знаю только, что почти всякий гуманизм у нас в России оборачивается своей противоположностью.
Но при этом напомню, что система работы с беспризорниками и детьми с отклонениями в поведении эффективно налажена в Швеции, Финляндии, Великобритании, США. Просто нужно понять, что этот вопрос требует особого контроля. И единого центра финансирования, а не так, как сейчас: решение этой проблемы переложено на плечи субъектов федерации.  
Нет и не может быть сиротства московского, уральского, новосибирского. Есть сиротство российское. И судьба ребёнка, попавшего в тяжёлое положение не по своей вине, не должна зависеть от благосостояния региона, а уж тем более благосостояния района, в котором имел несчастье когда-то расположиться детский дом.
В целом сиротские деньги должны идти из центра. И должен быть жёсткий контроль за расходованием этих денег. В Великобритании, например, 80% средств на воспитание и перевоспитание так называемых трудных подростков тратится государством, а 20 % – это деньги благотворительных организаций. В Швеции в специализированных детских домах на каждого воспитанника приходится по 2 воспитателя. И их работа также финансируется государством. Там заботятся о будущем страны. 

Решили сэкономить
Я слышал об одной из инициатив Павла Астахова – Альянс «Россия без сирот», согласно которой нужно закрывать детские дома, а детей передавать в приёмные семьи, доплачивая на каждого приёмного ребёнка около 15 тысяч рублей. 
Приёмная семья – идея не новая, но в нашей стране сейчас есть одна проблема: такая семья  построена на основе интереса к получению денег за то, что она будет «сопровождать» ребёнка. А его недостаточно сопровождать. Ему нужна забота и любовь, он должен ощущать себя защищённым. 15 тысяч – это лишь покрытие расходов за ребёнка-сироту или лишённого родительского попечения. Ещё столько же получит принявшая его мать – в качестве вознаграждения (но не зарплаты, являющейся частью социального пакета), своеобразный гонорар. На наш взгляд, деньги не есть гарантия родительской ответственности. Можно взять 2–3 детей и получить определённую обеспеченность. Это соблазн деньгами. А это уже безнравственно. Нужно полюбить детей, а не жить за их счёт. 
И ещё одна подробность. Приёмная семья в любой момент может вернуть детей государству, то есть в детдом. Как и государство (органы опеки) в любой момент может изъять ребёнка из приёмной семьи. Часто под надуманным предлогом.
Содержание ребёнка в интернате, в детдоме дорого стоит. И это не цена содержания самого ребёнка, т.е. не то, что он съест, что стоит его одежда, ботинки, а всё остальное. Зарплата не только воспитателям, но и всей обслуге, налоги всякого рода, труд кухарок и сторожей – да мало ли что ещё требуется в таком учреждении. Цена расходов на сироту Чукотки достигает 1 миллиона рублей в год, в центральной России – 300–500 тысяч. Вот и решили сэкономить. Раздают ребятишек почём зря: ведь поварихе в приёмной семье платить не надо, 15 тысяч (даже 30 тысяч) тоже, вроде, терпимо для бюджета, особенно в столицах. Но судьбу ребёнка никто строго не просчитал. Какая гарантия, что выучится как следует? Что приёмная семья выхлопочет ему жильё? Что получит профессию, а не её кощунственное подобие?
Наш Российский детский фонд имеет другой опыт. Мы ещё в 1988 году создали семейные детские дома; там родители-воспитатели выступали в качестве государственных служащих – старших воспитателей детских домов. Нужно было взять сразу (или постепенно) 5 детей (сразу – очень серьёзно), и мать получала зарплату старшего воспитателя детского дома – не бог весть что. Оформлялась трудовая книжка. К зарплате прибавлялся соцпакет: отпуск, больничный. Если семейный детский дом брал ещё 5 детей, то такую же зарплату получал кто-нибудь из членов этой семьи – отец, старший ребёнок. То есть семья была на службе государства в воспитании детей-сирот. 
368 семейных детских домов было создано в те годы в России. В них воспитано 3000 детей, из которых, когда выросли, только у 21 не сложилась жизнь. Из матерей и отцов, возглавлявших эти семейные дома, более 180 получили различные государственные награды. Они чувствовали себя нужными государству. Я в начале 2000-х обращался к Владимиру Путину за поддержкой, и он тогда выделил по 10 тысяч рублей на таких детей. Это было признание заслуг родителей, работавших в семейных детских домах. Они понимали, что их поддерживают – и власть, и наш Фонд: «Мы не зря это делали». 
А приёмная семья – не имеет соцпакета. Наши семейные детские дома должны были доводить детей до совершеннолетия и устроить их в жизни. У приёмной семьи нет такого обязательства. И вообще, по нашим данным, из 100 000 детей, массово розданных в приёмные семьи, как минимум 15 000 возвращены обратно. А детские дома закрыты, сокращены, персонал тамошний разошёлся. И его не собрать, даже если очень захочешь.

Капкан ювенальной юстиции 
Ювенальная юстиция – западное веяние. И Запад сам стонет от неё. Её смысл: прикрываясь заботой о детях, внушить семье её зависимость от власти внутри семьи, подчинить власти внутрисемейные отношения. Очень коварный замысел. Он предполагает внедрение в частную жизнь, в семейные отношения, в том числе конфликты. Их в каждой семье и так хватает. Верно и то, что часто в них страдают дети, которых следует защитить. Но вот мера этого внедрения в частную жизнь, семейные конфликты, право детей обращаться к внешним силам, чтобы рассудить свои отношения с родителями, – всё это вызывает чувство  настороженности, а во многих случаях опасения: такое вмешательство разрушит семью, отношения родных людей. За разрушением семьи последует разрушение социума, общества, а вслед – и государства. 
Так что не всё так безобидно. Если родители сидят в тюрьме – справедливо забрать ребёнка, пьют – справедливо, но и у нас органы опеки нападают на слабую, бедную семью. А они должны помогать семье. И их не интересуют взрослые после того, как отняты дети. А проблема остаётся. Либо в этих семьях появятся новые дети, которые тоже будут отняты позже, либо в них перестанут рожать детей, а это уже демографическая проблема. 
Но сегодня появилась другая страшная беда –  детский суицид. За 5 предшествующих лет 14 123 ребёнка покончили жизнь самоубийством. 
Психологи и психиатры, увы, задним числом, разбираются: почему? Ссылаются на наследственность. На погоду. На возрастные проблемы. Я же на первый план поставлю самое трезвое понимание очень многими детьми недостижимости ими самых простых жизненных целей. Понимание, что они не призваны и даже просто не званы на праздник жизни. Да ещё когда всё вокруг так постыло: родители пьют, близкие ругают без конца и унижают, знаний не хватает, значит, что-то высокое не для тебя, и бедность твоего окружения не одарит тебя богатством, и влачить жизнь, какую влачат твои близкие, – зачем? Так что бежать им некуда. И они бегут на небеса.  
Кто-то считает детство не таким-то уж и важным отрезком жизни: вырастает человек и из детства вспоминает только хорошее или забавное, всё, мол, самое серьёзное – впереди.
Да нет, всё, что впереди, происходит из детства…

Об авторе: Альберт Лиханов, писатель, академик Российской академии образования, председатель Российского детского фонда

http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/3165