Похороны социализма были преждевременными. Демонтаж социализма в СССР дал основания утверждать, что социалистический эксперимент исторически провалился. Но правильна ли такая констатация?

 

 

 

Похороны социализма были преждевременными

 Русранд https://narzur.ru/pokhorony-socializma-byli-prezhdevremennymi/ 

Сто лет минуло со времени одного из величайших в мировой истории свершений с точки зрения влияния на глобальный исторический процесс — Октябрьской революции. Демонтаж социализма в СССР дал основания утверждать, что социалистический эксперимент исторически провалился. Но правильна ли такая констатация?

Имел ли место провал социалистической идеи или, напротив, к обвалу советской государственности привело отступление от ценностей социализированного жизнеустройства? Насколько, наконец, актуальна сегодня сама постановка вопроса — ключевого для социализма — о возможности построения государства социальной справедливости?


ИДЕАЛ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

Тема несправедливости стара как человеческий мир. Развертка истории в различных версиях ее осмысления представляется как акт несправедливости. В библейской версии — это преступление Каина. В версии марксизма — присвоение результатов чужого труда, создание института частной собственности. В версиях цивилизационного изложения истории ее завязка сопрягается, как правило, с внешней агрессией, установлением власти завоевателей. В мире утверждается несправедливость. И далее общественная мысль начинает работать в направлении нахождения путей исправления сложившегося положения дел. Формируется мечта о справедливом жизнеустройстве.

Уильям Блейк. Адам и Ева нашли тело Авеля. Около 1826 года

Государство справедливости — это был идеал, который мотивировал человечество на преобразование действительности. Отсюда применение к этой идеальной перспективе категории исторического эксперимента. Эксперимент заключался в попытке человечества преодолеть неизбежность несправедливости в жизнеустройстве социума. Может ли быть государство без коррупции, без кумовства и клановости в формировании элит, без противоречий труда и ренты, без контрастов жизни бенефициаров и большинства? Рассмотрение всемирной истории показывает, что таких государств не существовало. Но лучшие люди в истории человечества не оставляли надежды, что иное принципиально возможно.

Констатация несправедливости социального жизнеустройства приводила человека к развилке личностного выбора: либо стремиться попасть в группу бенефициаров-либо добиваться переустройства самой несправедливой системы. Что может подвигнуть человека или группу людей ко второму выбору? Эти мотиваторы могут быть двоякого рода — ценностно-мировоззренческие и социально-прагматические.

Ценностно-мировоззренческие мотиваторы определялись острым переживанием факта несправедливости в отношении большинства, диссонанса воззрений и ценностей субъекта и существующей системы жизнеустройства. В истории известны примеры, когда представители бенефициариата жертвовали своим привилегированным положением ради счастья большинства. Особенно много таких примеров дает история России. Декабристы создали непреходящий образ этого рода жертвенности. Для такой жертвенности нужен был высокий уровень альтруизма, которым далеко не каждое общество обладает. Русская альтруистичность в значительной мере определялась христианской аксиологией. Евангельские интенции и установленная система жизнеустройства жестко диссонировали. В этом смысле можно говорить о революционности Нового Завета. В христианских странах действующие законы и евангельские наставления имели существенные расхождения. Интенции Нагорной проповеди воспринимались как нравственный идеал, но не реальные законообразующие положения.

Таким образом, именно в христианской культуре было заложено особо острое противоречие между реальным обустройством жизни и представлением об идеальном, должном. В исламе, воплощающем законодательно положения Корана в системе шариата, такой остроты этого противоречия, как в христианстве, не существует. Дехристианизация в этом отношении наносит удар не только по самому христианству, но и по потенциалам запроса человечества на построение государства социальной справедливости.

Социально-прагматические мотиваторы выбора индивидуальной стратегии борьбы за переустройство общества на началах социальной справедливости определяются отсутствием персональной возможности повышения своего общественного статуса. Несправедливость здесь уже понимается в личностном ракурсе: несправедливо в отношении меня. Добиться же того, чтобы персональное положение было изменено без смены всей системы, оказывается невозможно. Выход — объединение людей в борьбе против системы. Марксизм формулировал это как развитие классового сознания. Человек понимает, что его индивидуальный успех связан исключительно с успехом всего класса, достигаемого в классовой борьбе (рис. 1)

Рис. 1. Мотиваторы борьбы за построение государства социальной справедливости


АНТИЧНЫЙ КВАЗИСОЦИАЛИЗМ

Первые попытки построения общества социальной справедливости принято обнаруживать еще в античную эпоху. Тема справедливости заявляется как одна из дискурсивных компонент в рамках греческой философии. Аристотель выделял несколько видов справедливости. Первый из них — это уравнительная справедливость. Несправедливо для этой модели будет такое положение, когда один получает больше, чем другой. В уравнительном понимании справедливости это недопустимо. Второй вариант — распределительная справедливость. Несправедливо, если представитель элиты, являющийся по статусу вышестоящим, получает меньше или столько же, сколько представитель социальных низов. И третий вариант, который выделял Аристотель, — это справедливость-воздаяние. Несправедливо, если человек не получит за свой труд столько, сколько заработал. В соответствии с этими тремя вариантами понимания справедливости-несправедливости выстраивались три модели государственного устройства. С определенными оговорками в этой дифференциации можно различить три классические идеологии — социализм, фашизм и либерализм.

Нарицательный характер приобретут со временем предпринимаемые в период Античности эксперименты построения квазисоциалистического общества. Сегодня Спарта представляет собой своеобразный бренд, в рамках которого выхолощена сущность предпринятого спартанцами исторического эксперимента. Уникальность же этого эксперимента состоит в том, что он охватывал несколько столетий. Несколько столетий существовало общество, организованное на принципах социальной справедливости. Сама по себе эта протяженность показывает отсутствие программируемого, как говорят либералы, провала экспериментов такого рода. Авторство спартанских законов принято связывать с полумифической фигурой законодателя Ликурга. Многие исследователи считают, что эти законы не были введены единовременно, а явились результатом длительного реформирования. Другие видят в спартанских порядках сохранение традиций догосударственного общинного существования.

Идеология равенства воплощалась в Древней Спарте, в частности, в уравнении земельных наделов, недопущении роскоши, запрете на использование золотой и серебряной монеты, в совместных трапезах, общегосударственном совместном воспитании детей и др. Однако социально справедливым спартанское государство можно назвать только с определенной оговоркой. Требования справедливости не распространялись на рабов. Между тем численность илотов в Спарте приблизительно в семь раз превосходила численность спартанцев. Раб не считался человеком, а соответственно, и императив справедливости, по античным представлениям, на него не распространялся. Но эта оговорка меняла суть дела. Фактор рабов, составляющих большинство, позволяет идентифицировать Спарту скорее как фашистское, нежели социалистическое государство. Неслучайна та подчеркнутая любовь к спартанским экспериментам, которая имела место в официальной культуре Третьего рейха.

Та же поправка должна быть сделана в отношении Платона, часто определяемого в качестве первого коммуниста. Платоновское идеальное государство, эксперимент по организации которого предпринимался в Сицилии, было не коммунистическое, а именно фашистское. Население в нем функционально разграничивалось на три касты — философов, стражей, ремесленников и земледельцев. Философам предписывалось реализовывать функции общественного управления, стражам — охранять общественный порядок и обеспечивать защиту от внешних врагов, ремесленникам — заниматься ремеслом, а земледельцам — земледелием. Не только общественные функции, но и воспитание, а также поведенческие стереотипы жестко соотносились с кастовой принадлежностью. Касты имели закрытый характер. Дети с рождения наследовали кастовую принадлежность родителей. Платон говорил о создании различных антропологических типов из различаемых по степени благородства металлов. В природе философов, утверждал он, содержится примесь золота, у стражей — серебро, у ремесленников и земледельцев — железо. Речь, таким образом, шла о справедливости в соответствии с принадлежностью к касте, а не справедливости холистической, не о справедливости для всех.


ХРИСТИАНСКИЙ СОЦИАЛИЗМ

Идею всечеловеческой справедливости впервые исторически заявило христианство. В этом отношении христианский эксперимент есть эксперимент социалистический. Справедливость заявлялась как одна из семи христианских добродетелей.

Нагорная проповедь Христа провозглашала определенные принципы построения нового мира — мира справедливости. Высшим ценностным мерилом называлась любовь. Любовь снимала противоречие в субъектности трактовки, что есть справедливо. Императив — «возлюби ближнего твоего» (Мф. 22:39) — означал недопущение в отношении «ближнего» несправедливости.

Но люди несовершенны. То, что было естественным для Богочеловека, оказалось непосильным для большинства людей. Христианская идея справедливости переосмысливается и перетолковывается уже в период Средневековья. В отношении замысла построения справедливого общества складываются три основных направления истолкования.

Гностическое направление отрицало буквальное евангельское прочтение справедливости. В Евангелии гностики видели тайный смысл, отделяемый от его профанического изложения для масс. Главное положение гностического направления: люди изначально неравны, и подлинно справедливым может быть только общество, построенное на принципах фундаментального неравенства. Модель общества социальной справедливости, ориентированного на большинство, гностики категорически отвергали. Идеологии неравенства эпохи Модерна — такие, как фашизм, — восходят еще к средневековому гностицизму.

Доминирующую линию в понимании воплощения евангельской социальной справедливости представляли трансценденталисты. Мир, констатировали они, фатально несправедлив. Сделать его справедливым в земной жизни невозможно. Воздаяние будет дано за гробом. Справедливость восторжествует на Суде Божьем. Позиция трансценденталистов парализовывала реальную борьбу за социальную справедливость. Осуждая мир социальной несправедливости, трансценденталисты подыгрывали ему. Такой подход трансценденталистов позволял критикам религии говорить о ее реакционной сущности как защитницы интересов правящих групп.

Хилиасты, в отличие от гностиков, понимали евангельские слова буквально. В отличие от трансценденталистов, они верили в возможность построения Царства Божьего на земле и боролись за это. Вся последующая борьба за построение общества социальной справедливости берет истоки в хилиазме. Хилиастическим учением являлся и коммунизм.

Реальная борьба за построение общества социальной справедливости ассоциируется с хилиастическим направлением. Хилиасты, в отличие от гностиков, понимали евангельские слова буквально. В отличие от трансценденталистов, они верили в возможность построения Царства Божьего на земле и боролись за это. Понятие «хилиазм» этимологически производно от слова «хилиос» — тысяча, то есть подразумевает грядущее тысячелетнее царство мира и справедливости. Вся последующая борьба за построение общества социальной справедливости берет истоки в хилиазме. Хилиастическим учением являлся и коммунизм (рис. 2).

Рис. 2. Идеологические расхождения по вопросу о построении государства социальной справедливости в средневековом христианстве

Одним из наиболее ярких теоретиков хилиазма был христианский мистик Иоахим Флорский. Мировая история перетолковывалась им на основе символики Троицы. Первый период — царство Отца — начинался Авраамом и заканчивался Иоанном Крестителем. Второй период — царство Сына — отсчитывался от пришествия Христа. Но Иоахим предсказывал наступление в грядущем третьего периода — царства Духа. Это царство, по его утверждению, и будет реализацией принципов справедливости, и модель монашеской жизни должна распространиться на всё общество.

Эпохи Иоахима Флорского. Средневековая миниатюра

Главная проблема, с которой сталкивались хилиасты, — это несоответствие большинства людей представлениям об идеальном справедливом обществе. Чтобы справедливое общество было построено, необходимо, чтобы каждый из его членов не поступал несправедливо. Для этого требуется безусловное принятие и соблюдение нравственного императива. Удивительным образом нравственный императив — не делай другому того, чего не желаешь себе сам, — содержится во всех традиционных религиях. Люди, очевидно, издревле понимали, что данный принцип является ключевым. Другое дело — его соблюдение (табл. 1).

Таблица 1. Нравственный императив в религиях мира

Столкновение с реальной несовершенной человеческой природой побуждало хилиастов применять насилие против большинства. Ими устанавливалась идеократическая диктатура пассионарного меньшинства, и в итоге, борясь за идеал социальной справедливости, они сами его опровергали в практике общественного строительства.


ВЕЛИКИЕ МЫСЛИТЕЛИ ПРОШЛОГО — СОЦИАЛИСТЫ И КОММУНИСТЫ

Навязываемый либеральными российскими СМИ стереотип сводится к оценке социализма как профанического и абсурдного учения. Популярным является цитирование Отто фон Бисмарка, заявившего: «Социализм в одной стране построить можно, но надо выбрать страну, которую не жалко». Однако на практике склонный к метафорическим высказываниям канцлер построил государственную систему со значительными квазисоциалистическими элементами. Оскар Уайльд обращался к социализму, поскольку находил его эстетически привлекательным. Французские экзистенциалисты видели в нем бунт против объективизации, необходимости, законов, считали его прыжком в «царство свободы». Они признавались, что сначала объявляли себя коммунистами, а лишь затем начинали читать литературу коммунистических теоретиков.

Но если не акцентировать внимания на частных случаях, коммунизм — начиная с социальной утопии Платона — возник как замысел организовать общественное устройство на принципах разума. Дихотомия капитализма и коммунизма воспринималась как антитеза хаоса и космоса. Плановая система являлась онтологическим выбором в пользу разума. По этой причине даже русские космисты во главе с Константином Циолковским и Владимиром Вернадским усматривали в коммунистической системе силу способную реализовать выдвинутые ими планетарные проекты. Большой популярностью в 1920-е гг. пользовались фёдоровские общины, представители которых идентифицировали религиозную философию общего дела, обретения человечеством бессмертия и освоения вселенной с коммунистической идеологией.

В разное время в рядах компартий состояли такие видные представители мировой интеллектуальной элиты, как Мартин Андерсен-Нексё, Луи Арагон, Анри Барбюс, Мануэль Бенавидес, Иоганнес Бехер, Жан-Ришар Блок, Поль Вайян-Кутюрье, Ярослав Гашек, Николас Гильен, Ренато Гуттузо, Теодор Драйзер, Альбер Камю, Поль Ланжевен, Пабло Неруда, Пабло Пикассо, Джанни Родари, Жан-Поль Сартр, Юлиус Фучик, Назым Хикмет, Поль Элюар и др.

Показательно отношение к социалистической революции в России великих мыслителей прошлого, являвшихся ее современниками.

Анатоль Франс: «Если в Европе есть друзья справедливости, они должны почтительно склониться перед этой революцией, которая впервые в истории человечества попыталась учредить народную власть, действующую в интересах народа».

Джавахарлал Неру: «Советская революция намного продвинула вперед человеческое общество и зажгла яркое пламя, которое невозможно потушить. Она заложила фундамент той новой цивилизации, к которой может двигаться мир».

Томас Манн: «Я хочу, чтобы никто не сомневался в моем чувстве уважения к историческому событию моего времени — русской революции. В своей стране она покончила с давно ставшими нетерпимыми анахроническими порядками, подняла духовный уровень народа, 90 процентов которого были неграмотными, создала несравнимо более человеческие условия жизни для народных масс. Она является величайшей революцией после политической революции 1789 года и, подобно ей, оставит своей след в жизни человечества».

Бернард Шоу: «Здесь, в России, я действительно убедился, что коммунизм может вывести человечество из его теперешнего кризиса и спасет от анархии и разрушения».

Рабиндранат Тагор: «В наши дни лозунги русской революции стали лозунгами всего мира».

Теодор Драйзер: «Я пришел к выводу, что Россия, по всей вероятности, превратится в одну из самых мощных экономических сил, какие когда-либо существовали в мировой истории».

Герберт Уэллс: «Я считаю Октябрьскую революцию одним из величайших событий истории. Она коренным образом изменила идеологию всего мира».


ВАРИАЦИИ ТЕОРИИ СОЦИАЛИЗМА

Чаще всего при обращении к проблемам теории социализма рассматривают образ Маркса и марксистское теоретическое наследие. В действительности же спектр теоретических вариаций в рамках социалистической идеологии крайне широк. Расхождения можно проследить по всем ключевым вопросам идеологического конструирования. Марксизм исторически являлся лишь одним из направлений в развитии теории социализма.

Путь построения социализма. Михаил Бакунин полагал, что необходимо всеобщее народное восстание, на которое легко откликнется славянское население, являющееся имманентно бунтарским. Но и в консервативной — по бакунинской оценке — немецкой среде теория революционного восстания масс находила сторонников в лице, к примеру, Вильгельма Вейтлинга. С точки зрения Гракха Бабёфа и Огюста Бланки, социализм достигается посредством заговора узкой группы лиц. Имена обоих мыслителей стали этимологической основой понятия политического заговора, определяемого в политологии либо бабувизмом, либо бланкизмом. Русский вариант бланкистской теории представляли труды Петра Ткачева.

В социалистическом движении имелся также широкий круг адептов построения социализма реформаторским путем, к каковым, например, относились английские чартисты. Другие же — в частности, последователи Шарля Фурье и Роберта Оуэна — полагали, что социализм достигается не переворотом и даже не реформами, а агитацией посредством морального примера. Фурьеристские фаланги или оуэновская фабрика (на которой ее хозяин в ущерб своим доходам устроил 30-летний коммунистический эксперимент) рассматривались в качестве наглядной социалистической пропаганды. Роман Николая Чернышевского «Что делать?», несмотря на революционную интерпретацию народниками его содержания, также агитировал за добровольное учреждение социализма (филантропический синдром Веры Павловны).

Социализм и политический режим. Широкое распространение получило отождествление социализма с подлинной демократией. Но в реальном опыте социалистического строительства за титулярной ширмой народовластия часто создавались авторитарные режимы. Вместе с тем, к примеру, Жорж Сорель считал демократию порочным принципом, несовместимым с социалистической идеей. В утопии Томмазо Кампанеллы «городом Солнца» управляла когорта ученых, регламентирующих на основе науки поведение населения вплоть до частных бытовых потребностей. С именем Томаса Карлейля связано парадоксальное для марксистского слуха направление «феодального социализма». Данная версия основывалась на трактовке взаимоотношений феодалов и крестьян как гармоничной, патриархальной семьи. Константин Леонтьев, отчаявшись в вероятности реставрации традиционалистской системы, предлагал соединить социалистическую и монархическую доктрины. В сменовеховском лагере русской эмиграции была выдвинута формула «царь + советы».

Социализм и государство. В социалистическом движении существовали идеологи — такие, как Луи Блан, — предполагавшие сохранение в обществе будущего института государства. Из сталинского тезиса об усилении классовой борьбы по мере строительства социализма следовала задача укрепления механизмов государственного принуждения, апогей могущества которых достигался бы непосредственно при вхождении в коммунистическую фазу. Имелся также широкий круг мыслителей, включая такие несхожие фигуры, как Шарль Фурье, Пьер-Жозеф Прудон, Михаил Бакунин, которые считали отмирание государства первостепенным условием социалистического строительства. Анархизм в бакунинской версии представлял собой одно из преломлений социалистической идеи. Работа Эмиля Вандервельде «Социализм против государства» стала квинтэссенцией антигосударственных умонастроений.

Социализм и община. Общеизвестна дискуссия между сторонниками марксистской и народнической версий социализма по поводу природы русской общины (феодальный анахронизм или ячейка социализма). Еще Томас Мор был вдохновлен дошедшими до него сведениями о славянской «задруге». Одним из наиболее убежденных коллективистов являлся Гракх Бабёф, что отразилось в названии возглавлявшейся им организации — «община равных». Но среди социалистов имелись и принципиальные противники общинности. Шарль Фурье и Людвиг Фейербах трактовали социализм как реализацию антропоцентрического подхода. Хотя человек при этом понимался ими всё-таки как коллективистское существо, а не индивидуум, каковым он преподносился в либеральной антропологии.

Социализм и частная собственность. Не только в советском идеологическом катехизисе, но еще у Томаса Мора и Жана Мелье отрицание частной собственности являлось основополагающим принципом конструирования общества будущего. Напротив, Анри Сен-Симон не находил антагонистического противоречия между социальными статусами буржуазии и пролетариата, объединяя их в единый класс «индустриалов». Институт частной собственности сохранялся в моделях социалистического устройства Шарля Фурье, Роберта Оуэна и Пьера-Жозефа Прудона. Хотя последний при этом и заявлял, что «любая собственность есть кража», и усматривал в ее генезисе фундаментальную несправедливость. Прудон также разрабатывал проект отмены денег (мютюэлизм). Им был даже предпринят эксперимент по созданию банка, выплачивающего трудящимся специальные боны, которые должны были заменить собой денежные знаки.

Социализм и национальный вопрос. Оппонентом Карла Маркса, отстаивавшего интернационалистское понимание коммунизма, выступил Фердинанд Лассаль, придерживавшийся его национальной версии. В продолжение линии последнего Артур Мёллер ван ден Брук заявлял, что каждый народ строит свой собственный социализм. В рамках истории ВКП(б) интернационалистскую парадигму олицетворял Лев Троцкий, национал-большевистскую — Иосиф Сталин. По мнению Михаила Агурского, дифференциация на уровне народного восприятия коммунистов и большевиков отражала реальное соперничество соответственно интернационалистского и почвеннического крыльев партии.

Социализм и религия. Если Луи Блан, Карл Маркс и Пьер-Жозеф Прудон являлись воинствующими атеистами, то многие другие представители социалистической мысли апеллировали для обоснования социализма к религиозной традиции. Даже Фридрих Энгельс, имевший по сравнению с Карлом Марксом более толерантное отношение к религии, обнаруживал много общего в коммунистической и христианской системах ценностей. Еще более определенно высказывались на этот счет представитель социалистического движения Карл Каутский и глава обновленческой церкви Александр Введенский, оценивавшие Христа как революционера-коммуниста.

Иоанн Златоуст

Абсолютно соотносится с социалистической риторикой высказывание Иоанна Златоуста: «Всякая сбереженная вещь отнята у нуждающегося, ибо не может быть один богат без того, чтобы другой был непременно беден». Но оно вполне могло бы принадлежать и Карлу Марксу.

Утопии позднего Средневековья Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы, Томаса Мюнцера, Джона Уиклифа восходили к истолкованию в социалистическом духе текста Евангелия. В Новое время Пьер Леру, которому общественная мысль обязана самим термином «социализм», стал основателем распространенного в Западной Европе движения христианского социализма. В новейшей истории коммунистическая идея подверглась модификации в рамках сложившегося внутри Католической церкви направления — «теологии освобождения», — получившего особую популярность в Латинской Америке. Обычным явлением партизанской войны в Сальвадоре, Гватемале, Никарагуа было нахождение во главе «красных» отрядов католических священников.

Социалистический атеизм не являлся безверием, а представлял собой квазирелигиозную утопию. Марксистская циклическая триада («пещерный коммунизм» — эксплуататорское общество — посткапиталистический коммунизм) представляла собой трансформацию схемы историософии грехопадения от «золотого века» к новому обретению царства Святого Духа, должного стать завершением истории. Без эсхатологической перспективы коммунистическое движение лишено смысла. Теория революции является сублимацией мечты о рае. Неслучайно Кампанелла назвал свою утопию «Городом Солнца», что должно было вызывать ассоциации с солнечной мистериальной метафизикой «золотого века». Даже Маркс, бывший принципиальным противником христианской атрибутики, создал свой имидж в соответствии с образом Зевса, что отвечало провозглашенному еще в эпоху Великой французской революции намерению заменить мистическую религию потусторонней сферы рационалистическим культом материального мира.

Но при всех различиях среди социалистов было и объединявшее их начало, позволявшее говорить о социалистической идеологии. Это приоритет общего над частным, коллективного над индивидуальным.


АНТРОПОЛОГИЯ СОЦИАЛИЗМА

Каждая общественная теория базируется на определенном образе человека, на определенной антропологии. Если взять за основу антропологию, выраженную словами Плавта, что «человек человеку — волк», то из нее будет следовать, что общество социальной справедливости априори невозможно.

Идеология социализма основывалась на представлении о человеке как общественном существе. В рамках коммунистической идеи данная антропологическая модель получает еще более акцентированное развитие. В «Тезисах о Фейербахе» Маркс писал о человеке как «ансамбле общественных отношений». Индивидуум для марксизма — это абстракция, поскольку вне связи и взаимоотношений с другими людьми никакого индивидуума не существует.

Еще Фейербах, обращение к творчеству которого сыграло важнейшую роль в становлении марксистской антропологии, дифференцировал «человеческую природу» и «человеческую сущность». Предложенные понятия были не вполне удачными для раскрытия вложенного в них немецким мыслителем содержания. Но важен смысл — недостаточность индивидуумного подхода. Под «человеческой природой» Фейербах понимал совокупность естественных, данных от природы сил и способностей каждого отдельного индивидуума. Но сущность человека состоит не в этом. Она раскрывается только в общении с другими людьми, в их общественном единстве. «Сущность человека, — пояснял Маркс, — не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». Идеал гражданского общества для Маркса недостаточен. Он видит в нем не более чем «созерцание отдельных индивидов». В качестве идеала «нового материализма» им выдвигается «человеческое общество, или обобществившееся человечество».

Указанное целеполагание было сформулировано Марксом еще в 1845 г. Все последующие марксовы разработки в сфере экономики, социологии, политики, революционной теории были производными от его антропологии. Сам коммунизм имел значение как средство достижения наиболее полного развития личности.

Итак, человек в марксистской антропологии есть проекция общественных отношений. Но достаточно ли этой констатации для раскрытия человеческой природы? Модели общественных отношений исторически вариативны. Но если исходить из тезиса — каково общество, таков и человек, — не будет ясна движущая сила происходящих трансформаций. Не будет понятно — почему человек, сформировавшийся в соответствии с определенной общественной парадигмой, низвергает ее и утверждает новую модель. Разрешая данное противоречие, Маркс развивал концепт отчуждения. Человек, согласно ему, отчуждается в условиях эксплуататорского общества от своей собственной сущности. Следовательно, его наличествующее бытие неподлинное.

А как же тогда быть со взглядом на человека как на проекцию общественных отношений? Получается, что подлинную человеческую сущность общество вовсе не определяет. Оно формирует только иллюзорные, отчужденные от действительной природы человека квазиантропологические образы. Ограничиться в раскрытии человеческой сущности одной лишь социальностью оказалось недостаточно. Марксистская антропология логически подходила к констатации наличия особой духовной субстанции в природе человека. Однако следующий шаг в этом направлении сделан не был. Здесь материализм упирался в проблему существования Бога.

Для построения государства социальной справедливости и «разумного эгоизма» связанных друг с другом индивидуумов оказывалось мало. Нужен был духовноцентричный фундамент организуемого на справедливых началах общества. Требовался исторический синтез социализма Маркса с социализмом Евангелия. Но вместо синтеза начинается взаимная конфронтация, имевшая самые негативные последствия для реализации социалистического эксперимента. Отсюда постановка вопроса о синтезе христианского и марксистско-советского как условие перехода к государству социальной справедливости адресуется в будущее.


КАРЛ МАРКС В ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ

Грядущее справедливое жизнеустройство определяется в религиозной традиции как Царство Божье, а в марксизме — как коммунизм. Заслуга Маркса в развитии социалистической мысли заключалась в использовании для обоснования перспективы социализма новейших для того времени достижений науки. Будущее общество социальной справедливости теперь виделось не только как мечта, но и как научный форсайт. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», — заявит впоследствии Владимир Ленин в статье «Три источника и три составных части марксизма». Диалектика до Маркса связывалась фактически исключительно с идеалистическим направлением философии, найдя свое наиболее систематизированное воплощение в теории Гегеля.

Амбициозная задача Маркса состояла в синтезе гегелевской диалектики с получившим новый импульс материалистическим дискурсом. Маркс экстраполировал полученные естественными науками результаты на социальную сферу, и следствием такой экстраполяции явилась левогегельянская формационная модель общественного прогресса. Высшей стадией развития в марксовом учении называлось коммунистическое общество.

Достижение социальной справедливости виделось Марксу в устранении частной собственности как фундаментального основания всякой несправедливости. Когда собственность становится коллективной, полагал он, противоречия, связанные с несправедливым распределением, исчезают. Последующая историческая практика показала, что и при ликвидации частной собственности на средства производства несправедливость всё равно сохраняется. Проблема была намного глубже, нежели вопрос о частной собственности: в материальном плане она сводилась к ограниченности ресурсов, в духовном плане — к недостаточному уровню нравственности.

Практическая рецептура Маркса по переходу к обществу социальной справедливости включала десять провозглашенных в «Манифесте Коммунистической партии» программных пунктов.

1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.

2. Высокий прогрессивный налог.

3. Отмена права наследования.

4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.

5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

6. Централизация всего транспорта в руках государства.

7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.

8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.

9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.

10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т.д.

В полном объеме рецептурные предложения Маркса нигде и никогда не реализовывались. Высокий прогрессивный налог существует сегодня в условно капиталистических странах Запада. На современном Западе произошло фактически и стирание принципиальных различий между городом и деревней. Даже в СССР никогда не реализовывался третий пункт марксовой рецептуры — отмена права наследования. Провидческим в свете современных форм финансового присвоения, сфокусированных на ФРС и несуверенности центральных банков, являлось предложение Маркса о централизации кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией. А ведь все эти предложения были сформулированы еще в 1848 г.

МАРКСИЗМ ПОСЛЕ МАРКСА

Марксизм оказал определяющее влияние на последующее развитие социалистической идеологии. Возникшие в XIX в. массовые социалистические партии представляли долгое время парадигмальную альтернативу существовавшей системе мироустройства. «Папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские», — перечислял Маркс в «Манифесте Коммунистической партии» силы, объединившиеся в травле коммунизма/социализма.

Принципиальное значение для роста популярности идей социализма и коммунизма в мире имели две мировые войны. Мировые войны показали тупиковость модели паразитарного мироустройства, продуцирующего человеческие бойни. Выход из тупика виделся в обращении к солидаризированным инклюзивным версиям развития.

Большинство существующих в современном мире социал-демократических и коммунистических партий по-прежнему так или иначе опирается на марксистское теоретическое наследие. Для социал-демократии — это марксизм, соединенный с бернштейнианством, для коммунистов — марксизм, соединенный с ленинизмом и национально-освободительным движением.

В англосаксонских странах социал-демократия была представлена в виде лейборизма. Лейбористская партия — буквально партия труда — сфокусирована на том же обозначенном Марксом конфликте труда и присвоения. Однако в большей степени лейборизм был связан с идеями фабианского социализма. Понятие «фабианство» производно от имени римского военачальника Фабия Максима Кунктатора (Медлительного). «Медлительность» фабианского пути связывалась с представлением об эволюционном преобразовании капитализма в социалистическое общество посредством институциональных реформ.

По большому счету основные различия в спектре социалистических партий сводились к вопросу не о конечной цели — социализме, — а о средствах его достижения — революции и реформах. Но эти расхождения привели в итоге к принципиальному размежеванию. Провозглашенный Эдуардом Бернштейном, одним из лидеров II Интернационала, лозунг «движение — всё, цель — ничто» подводил черту под этим размежеванием. Ответом коммунистов стало отвержение социал-демократов как «социал-предателей».

Формулу Бернштейна, взятую на вооружение социал-демократией, можно признать идеологическим абсурдом. Противопоставлением ей выглядит афоризм Сенеки: «Для корабля, не знающего своего курса, не бывает попутного ветра». Действительно, при отсутствии цели можно двигаться в самых различных направлениях, причем не только к социализму, но и к какой-то иной модели жизнеустройства. Отрицание значения цели фактически лишало социал-демократию социалистической идеологии.

Так или иначе, но дискурс социалистической идеологии в мире вот уже более полутора столетий отталкивается от теоретического наследия Маркса. Исключение составляет российская социал-демократия. В таком качестве позиционируется, в частности, парламентская партия «Справедливая Россия». Она входит в Социалистический интернационал, однако никакой апелляции к марксизму в ее риторике, как и в риторике ее лидера Сергея Миронова, не обнаруживается.


СОЦИАЛИЗМ И ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ СПЕЦИФИКА

Принципиальным вызовом практике построения реального социализма стало соединение марксистской теории с цивилизационной спецификой стран, реализующих проект построения государства социальной справедливости. И первой с таким вызовом столкнулась Россия. Марксизм был для нее первоначально западническим учением. Сам Маркс, как известно, имел русофобские взгляды. И под сенью российского марксизма, действительно, сосредоточивалось много космополитов и русофобов. Идея построения государства социальной справедливости диссонировала с русофобией его адептов. Фобии в отношении большинства населения подрывали суть самой идеи социализма. И уже после 1917 г. внутри правящей коммунистической элиты боролись две группы — русофобская-космополитическая и русофильская-цивилизационная. Соотношение сил между ними в различные исторические периоды было неодинаковым. Так, в период Великой Отечественной войны доминировала русофильская группа. В период перестройки ведущие позиции вновь перешли к космополитической группе, которая в конечном итоге отбросила и сам проект социальной справедливости.

Проблему адаптации идей социализма к цивилизационной почве вынуждены были решать и другие приходившие к власти в разных странах социалистические и коммунистические партии. Маоизм, чучхе, арабская джамахирия, гандизм, боливаризм — всё это были различные версии реализации идеи государства социальной справедливости в преломлении к специфике соответствующего национального уклада.

В различных цивилизационных средах возникают разные варианты социализма. Характерно в этом отношении наименование работы ван ден Брука «Каждый народ имеет свой собственный социализм». О том же говорил Жорж Сорель: «Есть столько социализмов, сколько существует великих наций». Для Европы выстроена модель социал-демократии, адаптированная к европейской культурной почве. И то, между немецкой, французской и английской версиями социализма имеются принципиальные расхождения. Если же мы посмотрим за пределы Европы, то социал-демократическая идея в ее классическом виде, по сути, нигде не реализуется. Социализм был вынужден аккумулировать те традиционные институты, с которыми он объективно сталкивался в различных цивилизациях.


СОЦИАЛИЗМ ЖИВ

С проектом построения государства социальной справедливости после распада СССР, казалось бы, было покончено. Социалистические партии, особенно их социал-демократические крылья, фактически дрейфовали в сторону либерализма. Победа над социализмом побудила к заявлениям о «конце истории».

В действительности же советский эксперимент показывал не то, что модель социальной справедливости нереализуема в принципе, а то, что ее невозможно реализовать, одновременно встраивая в мир несправедливости. Это встраивание, обосновываемое через концепт конвергенции, имело для СССР катастрофические последствия. Было снято само противопоставление друг другу несправедливого и справедливого жизнеустройств. Лишившись главного фактора своей привлекательности — заявки на построение справедливого общества, — Советский Союз проиграл. Теперь уже факторами привлекательности в выборе между двумя несправедливыми системами явились козыри Запада — свобода и высокий уровень потребления.

После крушения СССР связанный с установлением господства мирового олигархата рост социальных диспаритетов, особо остро ощущаемых в межстрановом и межцивилизационном сопоставлениях, обусловил новый запрос на идеологию социализма.

Вначале проснулась Латинская Америка. Социалистическое движение находит своего нового героя — Уго Чавеса. Сам президент Венесуэлы неоднократно позиционировал себя как последователя Троцкого. С троцкистских позиций им критиковался опыт СССР, где, по его мнению, при Сталине произошло отступление от подлинно социалистических идей, заложенных Лениным и Троцким.

Под социалистическую идеологию Чавесом подверстывалось — в продолжение традиций популярной в Латинской Америки «теологии освобождения» — и христианское учение. «Иисус Христос, — заявлял президент, — несомненно, был исторической фигурой — он был повстанцем, одним из наших, антиимпериалистом. Он восстал против Римской империи. Ибо кто мог бы сказать, что Иисус был капиталистом? Нет. Иуда был капиталистом, взяв свои серебреники! Христос был революционером. Он восстал против религиозных иерархий. Он восстал против экономической власти того времени. Он предпочел смерть для защиты своих гуманистических идеалов, и он жаждал перемен. Он был нашим Иисусом Христом». Переосмысленный в латиноамериканском ключе социализм был определен как «социализм XXI века». Приверженность ему была публично провозглашена на уровне руководства пяти латиноамериканских государств — Боливии, Никарагуа, Венесуэлы, Эквадора, Кубы.

Другим проявлением запроса на идеологию обновленного социализма стала начавшаяся в США и распространившаяся на ряд стран Запада акция «Захвати Уолл-стрит». Демонстранты выходили на улицы с коммунистическими лозунгами и портретами Маркса. Они выступали против власти мировой финансовой элиты. Акция стала сенсацией, поскольку, во-первых, показала живучесть социалистической идеи, во-вторых, продемонстрировала координированный характер действий сторонников этой идеи в разных странах мира, в-третьих, доказала наличие на Западе скрываемого за лакированной версией описания действительности большинства, недовольного существующей системой жизнеустройства.

Наконец, еще одним проявлением запроса на обновленный социализм явился «греческий скандал» в Евросоюзе. На дважды проводимых парламентских выборах в Греции в 2015 году победу одержала партия СИРИЗА — Коалиция радикальных левых. Политически СИРИЗА стоит даже левее компартии. Ее идеология — это коммунизм в троцкистской и маоистской версиях. Блок троцкистов и маоистов пришел к власти впервые в истории европейского парламентаризма. Другое дело, что, интегрируясь в сложившуюся систему, даже троцкисты и маоисты утрачивали свой революционный запал и в итоге оказались неспособными принципиально поменять сложившийся порядок.

В настоящее время больше всего государств современного мира — если судить по самоидентификации правящих партий — делает выбор в пользу социалистической идеологии. Россия в этом отношении выпадает из мирового тренда. Это тем более удивительно, если принять во внимание традиции российских солидаризационных ценностей.

Похороны социализма оказались преждевременными. Соответственно, сохранила свое значение и идущая из глубин тысячелетий мечта человечества о построении государства социальной справедливости.

Вардан Багдасарян


Автор Вардан Эрнестович Багдасарян — д.и.н., проф., зам. главы Центра научной политической мысли и идеологии.

Опубликовано в альманахе «Развитие и экономика», № 18, декабрь 2017 г.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
This question is for testing whether you are a human visitor and to prevent automated spam submissions.