О Ленине в 1917 году. Размышления над книгой Владлена Логинова «Неизвестный Ленин». В год столетия Великого Октября ушаты грубой и изощрённой лжи и клеветы будут вылиты ненавистниками социалистической революции на имя Владимира Ильича Ленина

Картинки по запросу ленин картинки

 

 

О Ленине в 1917 году

Газета "ПРАВДА" №6 (30503) 20—23 января 2017 года
3 ПОЛОСА
Автор: Юрий БЕЛОВ.
http://gazeta-pravda.ru/archive/issue/6-30503-20-23-yanvarya-2017-goda-/...

Размышления над книгой Владлена Логинова «Неизвестный Ленин»

В год столетия Великого Октября ушаты грубой и изощрённой лжи и клеветы будут вылиты ненавистниками социалистической революции на имя Владимира Ильича Ленина. Ему, усопшему вот уже почти сто лет назад, даже сейчас они мстят за Советскую власть, за СССР и за прорыв человечества к социализму. Защитить народную память о Ленине помогут нам, советским людям, коммунистам, сочинения честных и совестливых авторов, образующих мощный культурный пласт Ленинианы. Особо ценны среди них произведения, отмеченные талантом научного исследования и яркой публицистики. Именно такой талант вы ощутите, читая книгу Владлена Логинова «Неизвестный Ленин» (М., 2010).

 

Диалектическая «мысль, заострённая чувством»

По нашему убеждению, автор названной книги владеет мастерством публицистического изложения научных истин. Великолепный русский язык, полный рельефных образов, тонких психологических характеристик, зарисовок драм и трагедий исследуемого времени. Читая книгу В. Логинова, вы почувствуете ленинскую иронию и сарказм в гневных политических обличениях буржуазии и её слуг, революционную страстность и, конечно же, исторический оптимизм, исходящий от главного героя — В.И. Ленина.

Выдающийся советский психолог С.Л. Рубинштейн, безусловно, был прав, когда утверждал: «Мысль, заострённая чувством, глубже проникает в свой предмет, чем «объективная», равнодушная, безразличная мысль». В логиновской книге именно мысль, заострённая чувством — диалектическая мысль, — является господствующей.

Один из множества примеров тому. Вот как В. Логинов представляет читателю социально-психологический портрет заговорщиков, идущих за «мятежным» генералом Корниловым, готовым начать гражданскую войну в России. «Корниловские офицеры шли на Петроград для усмирения «быдла». Как в февральские дни Василий Витальевич Шульгин, они были уверены, что «загонят стадо в стойло». В Ставке им говорили, что «это только прогулка». Уже упоминавшийся князь Трубецкой телеграфировал из Ставки в МИД, что успех Корнилову обеспечен, ибо в низах «равнодушие, которое готово подчиниться великому удару хлыста». Наслушавшись этих разговоров, глава английской военной миссии в России генерал Нокс записал: «Этот народ нуждается в кнуте! Диктатура — это как раз то, что нужно!» Он даже предоставил корниловцам броневики с английскими экипажами, которые шли на Питер вместе с Крымовым. Но оказалось, что против «быдла» бессильны и господа офицеры, и даже английские броневики…

…Уже 30 августа стало ясно, что мятеж потерпел полное поражение. 31 августа застрелился Крымов. Сегодня пишут о загадочности этого поступка. И даже о «масонских кознях», благо Крымов, как и Керенский, принадлежали к российскому масонству. Но вряд ли в этом самоубийстве была «роковая тайна». То, что Керенский оскорбил Крымова, обвинив его в измене, — это бесспорно. А по стародавнему кодексу офицерской чести — если ты не можешь наказать обидчика, то обязан застрелиться сам. В этом, видимо, и заключалась вся непонятная для нашего времени — «тайна».

2 сентября в Могилёве был арестован Корнилов и другие генералы».

Итак, «быдло» — громадное трудящееся большинство, руководимое в Питере большевиками, с коими были солидарны левые эсеры и меньшевики-интернационалисты, развеяло в прах идею военной диктатуры. Генерал Крымов застрелился «по кодексу офицерской чести», которая для него была превыше всего. Превыше всего народа России, что исстрадался на бессмысленной для него войне. Исстрадался в многовековом ожидании решения вопроса о земле. Эти и иные им подобные мысли приходят на ум при чтении приведённой выше социально-психологической зарисовки В. Логинова. И возникает образ агрессивного имперского Запада: английские броневики и русофобствующий генерал Нокс.

Но, пожалуй, самое сильное и ценное в книге В. Логинова — это представление читателю диалектики революционной мысли Ленина, раскрытие его личности как народного вождя, для которого конкретный анализ конкретной ситуации определял действия в интересах трудящихся классов. Как неоднократно говорил и писал Ленин, нет ничего примитивнее и невежественнее, нежели выдавать за объективный подход к оценке событий и людей взгляд то с одной, то с другой стороны, минуя реально существующие противоречия. Руководствуясь подобного рода «объективностями», можно сказать, что Ленин, с одной стороны, был за мирный переход от буржуазно-демократической Февральской революции к пролетарской социалистической, о чём прямо сказано в знаменитых ленинских «Апрельских тезисах». А с другой стороны, он же требовал от большевистского ЦК брать власть тотчас путём вооружённого восстания.

На обывательский взгляд, весьма «непоследователен» был товарищ Ленин. Нет чтобы мирно и только мирно, без насилия и крови. А он вот настаивал на немедленной подготовке вооружённого восстания и грозил: «Промедление смерти подобно». Так воспринимает современный мещанин-обыватель ленинские «крайности». Как бы отвечая на это, В. Логинов не единожды воспроизводит мысль Ленина о том, что великая революция есть крайнее обострение противоречия между интересами эксплуататорских и эксплуатируемых классов, что неминуемо (о чём свидетельствует история) ведёт к гражданской войне. Весь вопрос в том, нужно ли и возможно ли избежать её, а если нет, то как свести её неизбежные жертвы к минимуму.

 

Если есть «даже один шанс из ста»

Отнюдь не абстрактный, а ленинский диалектический классовый подход (конкретный анализ конкретной ситуации), отвечающий народным интересам, демонстрирует В. Логинов в своей книге. Вот как он представляет нам, читателям, ситуацию, сложившуюся после поражения корниловщины. Керенский мечется и блефует. Лишившись поддержки влиятельной части генералитета и кадетов, с выходом их из правительства, он теряет почву, остаётся без опоры. Спешно формирует новое правительство, во главе которого он же, Керенский. Называет его Директорией и заявляет, что оно обладает всей полнотой власти.

Это блеф отчаяния. Так, Керенский потребовал немедленного роспуска «самочинных комитетов». И что он получил в ответ? Категорический отказ ЦИК. «Было очевидно, — пишет В. Логинов, — что на ЦИК давит общее настроение, господствовавшее в Советах, а также левые эсеры и левые меньшевики, число которых непрерывно росло. Это были явные признаки того, что с новой революционной волной возникла возможность мирного перехода власти к Советам».

Вот о чём думал Ленин, когда Н.К. Крупская рассказала ему о том, как в вагоне солдаты говорили о расправе над офицерами и о восстании. Она была уверена: Ленин оттого задумчиво молчал, что думал, как лучше подготовить восстание. «Здесь, — замечает Логинов, — Надежда Константиновна не точна. Он думал — и это кажется невероятным — о компромиссе».

Ленин пишет статью «О компромиссах». В ней утверждает: «Обычное представление обывателей о большевиках, поддерживаемое клевещущей на большевиков печатью, состоит в том, что большевики ни на какие компромиссы не согласны, ни с кем, никогда… такое представление не соответствует истине». И далее Логинов конспективно излагает логику ленинских суждений. Надо отдавать себе отчёт в том, рассуждает Владимир Ильич, что немирный приход к власти связан с неизбежными жертвами. Мало того, он «означает тяжёлую гражданскую войну, долгую задержку после этого мирного культурного развития…» Поэтому, если есть хоть «один маленький шанс» — «если даже один шанс из ста» на возможность мирного пути — им необходимо воспользоваться».

«Только во имя этого мирного развития революции, — пишет Ленин, — возможности, крайне редкой в истории и крайне ценной, возможности, исключительно редкой, только во имя её большевики… могут и должны, по моему мнению, идти на такой компромисс».

Суть компромисса большевиков с эсерами и меньшевиками изложена Лениным в его статье «О компромиссах», к которой отсылает нас В. Логинов. «Компромиссом является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков». А также: «Компромисс состоял бы в том, что большевики, не претендуя на участие в правительстве... отказались бы от выставления немедленно требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам… Условием, само собою разумеющимся и не новым для эсеров и меньшевиков, была бы полная свобода агитации и созыва Учредительного собрания без новых оттяжек или даже в более короткий срок».

Но 2 сентября объединённый пленум эсеро-меньшевистского ЦИК принимает резолюцию в поддержку Директории.

3 сентября в постскриптуме своей статьи Ленин пишет: «Да, по всему видно, что дни, когда случайно стала возможной дорога мирного развития, уже миновали. Остаётся послать эти заметки в редакцию (в редакцию газеты «Правды», выходившей тогда под названием «Рабочий путь». — Ю.Б.) с просьбой озаглавить их: «Запоздалые мысли»… иногда, может быть, и с запоздалыми мыслями ознакомиться небезынтересно». Владлен Логинов побуждает нас к этому.

 

Большевики «должны взять власть тотчас»

В сентябре новая революционная волна поднималась всё выше и выше. Она готова была накрыть партии меньшевиков и эсеров и, помедли большевики с вооружённым захватом власти, перехлестнула бы и их партию.

В среде меньшевиков и эсеров начался полнейший разброд. Меньшевики-пролетарии в массовом порядке переходили в стан большевиков, агитация которых отражала их интересы и настроения. От партии эсеров откололись левые эсеры, отвергавшие союз с буржуазией. У соглашательского эсеро-меньшевистского руководства почва уходила из-под ног. Ни о каком компромиссе с ним уже нельзя было думать: наступило время революционных действий. Рабочие вывозили на тачках за ворота заводов их владельцев и управляющих и брали в свои руки руководство производством. Помещичья земля практически уже была захвачена крестьянами. Солдатская масса с нетерпением ждала мира. Реальной была опасность того, что стихийное массовое движение захлестнёт страну, сметая всё на своём пути. Что оно, это движение, выльется в бунты, «т.е. возмущения несознательные, неорганизованные, стихийные, иногда дикие» (Ленин). И это, как пишет В. Логинов, больше всего тревожило Ленина.

А большевистский ЦК, в котором «умеренное» ядро (Каменев, Зиновьев, др.) готово было медлить и выжидать и даже идти на поводу у Керенского, скрывал от партии ленинское требование немедленной подготовки восстания. На этом В. Логинов акцентирует внимание и, главное, на том, что, увы, в советское время в школьных и вузовских учебных курсах истории обходилось стороной, умалчивалось. А именно — на ультиматуме, который Ленин предъявил руководству ЦК: или его требование о немедленном созыве ЦК партии для решения вопроса о подготовке восстания будет принято, или он выходит из ЦК и обратится к массам через его голову.

Поскольку Ленин находился в подполье, то своё заявление о выходе из ЦК он передал через доверенных лиц 29 сентября. А 1—2 октября он пишет листовку «К рабочим, крестьянам и солдатам». В ней он сказал ту правду, которую ждали на заводах и фабриках, в деревнях и сёлах, в окопах Первой мировой. «Товарищи!.. Идите же все по казармам, идите в казачьи части, идите к трудящимся и разъясняйте народу правду:

Если власть будет у Советов, то не позже 25-го октября… будет предложен справедливый мир всем воюющим народам. В России будет рабочее и крестьянское правительство, оно немедленно, не теряя ни дня, предложит справедливый мир всем воюющим народам. Тогда народ узнает, кто хочет несправедливой войны. Тогда народ решит в Учредительном собрании.

Если власть будет у Советов, то немедленно помещичьи земли будут объявлены владением и достоянием всего народа». Листовка не была опубликована…

Первого же октября Ленин пишет «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам». В нём он доказывает, что большевики «должны взять власть тотчас», чтобы спасти «русскую революцию… и жизнь сотням тысяч людей на войне». «Иначе, — предупреждает партию Ленин, — волна настоящей анархии может стать сильнее, чем мы» (выделено мной. — Ю.Б.). В. Логинов не единожды выделяет это ленинское предупреждение, что чрезвычайно ценно, ибо до сих пор записные патриоты не жалеют красок, дабы представить вождя пролетарской революции как антигосударственника. Что было бы с государством российским, если бы волна дикой анархии (русского бунта, бессмысленного и беспощадного, по Пушкину) накрыла бы страну?.. Логинов показывает, как прав был Ленин в своём предупреждении об опасности разгула анархии, стихийной и неудержимой. «Особенно подвержена была, — пишет В. Логинов, — …стихийным и диким вспышкам солдатская масса, среди которой было немало элементов, в значительной мере деклассировавшихся за годы войны… Именно они в сентябре крушили магазины в Уфе и тут же на улицах либо продавали захваченные вещи, либо просто затаптывали их в грязь. В Бендерах, Тирасполе, Остроге, Ржеве, Торжке, разгромив военные склады, пьяные солдаты вместе с хулиганами громили лавки и магазины. В Харькове такие же пьяные солдаты, науськиваемые черносотенцами, бросились на еврейское кладбище, намереваясь выкопать из могил якобы спрятанное там золото.

Неспособность правительства решить вопрос о мире, хлебе и земле вызывала в массах бурю озлобления и ненависти». Почва для анархической бури была готова.

Читая логиновскую книгу о Ленине в 1917 году, нельзя не прийти к выводу: если бы не пролетарский авангард, увлёкший за собой массы в организованное революционное движение; если бы не Ленин, олицетворявший ум, честь, совесть и всесокрушающую волю партии, не пасовавший ни перед клеветой и ложью (обвинением его в шпионаже в пользу Германии), ни перед угрозой лишить его жизни в случае ареста (так сказать, «при попытке к бегству»), ни перед его изоляцией от партии усилиями «умеренных» большевиков в ЦК, лишь бы Советы овладели всей полнотой власти, то (подчеркнём это) государственная катастрофа России была бы неминуемой.

 

Всё решалось 10 и 16 октября

С неослабевающим интересом читается публицистически страстное изложение Владленом Логиновым драматической истории борьбы Ленина с «умеренными» в ЦК за немедленную подготовку вооружённого восстания. Ленинское «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам» дошло-таки до питерцев и москвичей и взорвало их негодованием от преступно-выжидательной позиции Каменева, Зиновьева и Ко. Примечательны в истории ленинской борьбы с «умеренными» два факта, на коих заостряет внимание В. Логинов.

Вернувшись в Петроград нелегально, вопреки решению ЦК, Ленин встречается лишь с одним членом ЦК — Сталиным. Ему он передаёт для ЦК своё требование о немедленном созыве собрания его членов для решения вопроса о восстании. Только в этом случае он готов отозвать своё заявление о выходе из ЦК от 29 сентября. И такое собрание (заседание) ЦК состоялось 10 октября. Оно и приняло историческое решение о незамедлительной подготовке вооружённого восстания. Каменев и Зиновьев голосовали «против», но не оставили усилий для того, чтобы принятое решение осталось невыполнимым. 12 октября на Северном областном съезде Советов они раздают делегатам копии своего письма в ЦК, в котором в принципе не отрицают восстания, но пишут о неготовности к нему пролетариата: «Спор идёт не о том, допустимо ли восстание, а об оценке текущего момента, о том «находится ли сейчас рабочий класс именно в таком положении (чтобы принять решительный бой. — Ю.Б.). Нет и тысячу раз нет!!!»

Письмо Каменева и Зиновьева, по сути дела, предлагало снять с повестки дня вопрос о подготовке к восстанию. Иными словами, отменить резолюцию ЦК от 10 октября. В письме прямо утверждалось: «Мы не имеем права ставить теперь на карту вооружённого восстания всё будущее… мы можем и должны теперь ограничиться оборонительной позицией». Фактически предлагался парламентский, оппортунистический путь борьбы за власть: «Учредительное собрание плюс Советы» — и никакой диктатуры пролетариата. Даже у тех, кто готовился встать во главе восстания, появились сомнения: а стоит ли торопиться? Не велик ли риск поражения?

Ленин не мог допустить деморализации партии в решающий момент революции. Он настоял на созыве расширенного собрания ЦК, которое состоялось 16 октября. После бурного обсуждения ленинского «доклада о прошлом собрании ЦК» подавляющим большинством принимается резолюция, предложенная Лениным: «Собрание… всецело поддерживает резолюцию ЦК (от 10 октября. — Ю.Б.), призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленной подготовке вооружённого восстания». Казалось, все сомнения преодолены, воля большинства определена, последняя точка поставлена.

Однако 18 октября в непартийной печати появляется заметка «Ю. Каменев о «выступлении». В ней автор от своего и Зиновьева имени излагает аргументы против восстания. «…Можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский?» — негодующе пишет Ленин о заметке Каменева.

История противостояния Каменева и Зиновьева ленинской позиции изложена нами в весьма сжатом виде. В. Логинов уделяет ей большое внимание и не скупится на анализ ленинской большевистской стратегии и тактики русской революции и зиновьевско-каменевской (оппортунистической) стратегии и тактики. Помимо идеологического и политического аспектов двух несовместимых позиций, у В. Логинова явно вырисовывается и нравственный аспект. Каменев и Зиновьев поставили себя выше воли партии. Их «изменнический» поступок не был случайностью. Оппортунизм всегда безнравственен как изощрённое, прикрытое марксистской и даже ультрареволюционной (троцкизм) фразой предательство рабочего класса, всех трудящихся.

 

Уроки истории, которые нельзя забывать

Чем глубже вникаешь в содержание и логику книги Владлена Логинова, тем неотступнее тебя преследует мысль, что линия политического поведения главных героев истории ВКП(б) 20—30-х годов ХХ века во многом определена была их поведением в 1917 году и, главное, их отношением к Ленину и его позиции.

Сталин был единственным членом ЦК, кто предлагал тогда, в середине сентября, разослать письма Ленина (о них речь впереди) в наиболее важные партийные организации для их обсуждения. Но на заседании ЦК на голосование выносился вопрос: кто за то, чтобы сохранить только один экземпляр писем. За — 6, против — 4, воздержалось — 6. В протоколе записано: «Тов. Каменевым вносится предложение принять следующую резолюцию (и она была принята. — Ю.Б.): ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу». Комментарии излишни.

Троцкий, безусловно, сыграл важную роль в Октябрьской революции 1917 года, но на пути к ней, в июле, в самый драматический период разгула реакции — разгрома редакции и типографии «Правды», приказа Временного правительства об аресте Ленина — демонстративно уходит в тюрьму. Так сказать, добровольно отдаёт себя в руки «правосудия» (мол, раз объявили об аресте Ленина, то берите и меня). То был продуманный жест, позволявший красиво устраниться от надвигавшихся грозных для партии событий. То было позёрство с явной претензией поставить себя вровень с Лениным, а то и выше. Эта мания величия приведёт Троцкого к изложению истории Октября по формуле «Я и Ленин».

Отнюдь не по-большевистски вели себя Каменев и Троцкий на Демократическом совещании, что в середине сентября проходило в Петрограде. Его инициировал Керенский, дабы выиграть время для удержания власти и создать видимость «демократического» решения назревших вопросов. Совещание превратилось в очередную говорильню. Вот как В. Логинов представил участие большевиков в этой говорильне: «От большевиков выступал Каменев. Он призвал представителей российской демократии, сидевших в зале, — их, а не Советы, — взять власть в свои руки, создать демократическое коалиционное правительство и орган, перед которым оно будет ответственно. Ему аплодировали. На другой день, 15-го, перед делегатами от Советов держал речь Троцкий. В отличие от Каменева, он говорил о переходе власти к Советам, но так же, как и Каменев, ориентировался на мирное развитие событий. Ему тоже аплодировали».

И вот, как гром среди ясного неба, — письма Ленина в ЦК, названия которых говорят сами за себя: «Большевики должны взять власть», «Марксизм и восстание». Мирное настроение Каменева, Троцкого и иже с ними в ЦК партии взрывается ленинской постановкой вопроса о власти: «Вопрос в том, что наша партия теперь на Демократическом совещании имеет фактически свой съезд, и этот съезд решить должен (хочет или не хочет, а должен) судьбу революции. Вопрос в том, чтобы задачу сделать ясной для партии: на очереди дня поставить вооружённое восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства». И как заключительный оптимистический аккорд: «За нами верная победа, ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даём всему народу верный выход».

В. Логинов воспроизводит реакцию на ленинские письма «умеренных» цекистов, точно переданную Бухариным в его воспоминаниях в 1921 году: «Мы все ахнули!» Как уже было сказано, только Сталин предложил обсудить ленинские письма в партии, но он оказался в меньшинстве. «Умеренное» большинство отвергло предложения Ленина.

Далеко не сразу увидишь путь от сопротивления ленинскому курсу на вооружённое восстание в 1917 году до неприятия сталинской политики построения социализма в СССР, не дожидаясь пролетарской революции в Европе. Но путь этот существовал и был пройден людьми, входившими в руководство большевистской партии, однако втайне тяготевшими к оппортунизму (Каменев, Зиновьев, и не только). Книга Владлена Логинова помогает увидеть этот путь, увидеть, к чему ведёт непоследовательный большевизм, а точнее — небольшевизм.

Автор книги, на наш взгляд, мастерски высветил то, что делало Ленина вождём большевистской партии, народным вождём. Ленин был им не только благодаря своей гениальности в развитии марксизма в эпоху империализма. Это столь очевидно, что не требует доказательств.

В. Логинов убедительно показывает, как Ленин неуклонно следовал им же сформулированному постулату: марксизм — не догма, а руководство к действию.

 

Народный вождь

Ленин был большевистским и народным вождём — и это просматривается во всей книге Владлена Логинова — в силу его, Ленина, органической связи с народными низами. Он, в описании Логинова, не реже, чем в партийной среде (а может, и чаще), находится в среде рабочих, крестьян и солдат. От них проникается тем социальным настроением, которое является господствующим на текущий момент. В книге, как говорится, со всей наглядностью видно, как Ленин заражается и заряжается социальным и революционным творчеством масс: «Только тот победит и удержит власть, кто верит в народ, кто окунётся в родник живого народного творчества».

Что удалось В. Логинову (и это редкая удача), так это точно передать ленинскую мысль, причём придерживаясь ленинского публицистического стиля, по главному вопросу для народа — о государстве и новом устройстве государственной власти в форме Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Советы Ленин считал гениальным произведением народного творчества. Он их противопоставлял старому, эксплуататорскому типу государственной власти. Обнажая классовую природу старого государства, Логинов умело пользуется средством ленинского политического сарказма: «Классовая суть государства всегда тщательно маскировалась рассуждениями о государственных интересах — более высоких, нежели интересы отдельных классов, социальных групп, корпораций и кланов. В России 1917 года, когда старое государство разваливалось буквально на глазах, этот флёр государственности эксплуатировался вовсю. И землю нельзя отдать крестьянам, ибо это противоречит интересам государства. И рабочим надо подтянуть пояса, а не требовать повышения зарплаты — во имя государственных интересов». Как это по-ленински и к сегодняшнему дню сказано.

Но, пожалуй, наиболее удалось В. Логинову передать нравственное содержание ленинской мысли, на что у самых маститых исследователей теоретического наследия В.И. Ленина мало или почти не обращалось внимания. А именно народная этика, заключённая в ленинском слове, делала его народным вождём. В первую очередь это выражалось в пропаганде Лениным идеи справедливости, за которую во все века боролся русский народ. Справедливость у Ленина — категория и социальная, и нравственная. Это блестяще показал В. Логинов в своей книге. «За приверженность этой идее, — пишет он, — Ленину досталось ещё на II съезде РСДРП в 1903 году, когда он отстаивал необходимость передачи земли крестьянам. Тогда оппоненты обвиняли его в том, что он сошёл с позиций экономического материализма, занялся «исправлением какой-то исторической несправедливости» и вообще встал на «этическую точку зрения».

И вот опять в 1917 году «попы марксистского прихода» вновь обвинили его в том, что при анализе российской общественно-политической реальности, где следует оперировать лишь сугубо рациональными научными категориями, он пользуется такими «пустыми» и «бессодержательными» понятиями, как «справедливость».

У Ленина — и это пронизывает всё содержание книги Логинова — классовые интересы рабочих и крестьян, громадного трудящегося большинства неотрывны от выстраданных народом моральных норм и идеалов — идеалов справедливости, чести, достоинства, долга перед Родиной. Созвучны этому ленинскому, нравственно окрашенному, классовому подходу следующие строки логиновской книги: «Во все века она (классовая борьба. — Ю.Б.) была вполне осознанной борьбой за справедливость. И не потому, как пишут у нас сегодня, что богатым завидовали. А потому, что считали их богатство неправедным. Нажитым за счёт чужого труда. И были правы. Политическая экономия доказала, что это представление является научным фактом».

В книге Владлена Логинова это, не зная усталости, доказывал рабочим, крестьянам и честной интеллигенции Владимир Ильич Ленин. И доказал, что нет иного пути для преодоления несправедливости в России, как только её прорыв к социализму. Доказал, руководствуясь правилом, им же установленным: «Максимум марксизма = максимум популярности и простоты».

«Мы Россию убедили», — говорил Ленин. Это означало прежде всего, что пропагандируемый им в массах взгляд на российскую действительность с классовой точки зрения вошёл в сознание не только пролетариев, но и крестьян и стал их подходом к оценке происходящего. В. Логинов хорошо это иллюстрирует, обращаясь к меткой психологической зарисовке американского журналиста Джона Рида. В его книге «Десять дней, которые потрясли мир», которую Ленин «желал бы видеть… переведённой на все языки», есть сцена спора студента, то ли эсера, то ли меньшевика, с двумя солдатами из крестьян. Наскакивая на одного из них, студент говорил с высокомерной запальчивостью:

«…А знаешь ли ты, что Ленина прислали из Германии в запломбированном вагоне? Знаешь, что Ленин получает деньги от немцев?»

«Ну, этого я не знаю, — упрямо отвечал солдат. — Но мне кажется, Ленин говорит то самое, что мне хотелось бы слышать. И весь простой народ говорит так. Ведь есть два класса: буржуазия и пролетариат…»

«И, — заключает солдат, — кто не за один класс, тот, значит, за другой…»

«А поскольку авторитет рабочих признавали и солдаты, и крестьяне, — делает вывод В. Логинов, — то все они начинают самоидентифицироваться как «пролетариат», противостоящий буржуазии». От себя добавим: все они становятся ленинцами по отношению к буржуазной власти и власти рабоче-крестьянской — Советской. Не в этом ли заключалось признание Ленина народным вождём?!

В своё время известный советский кинодраматург Каплер сказал о великом русском советском актёре Щукине — первом создателе художественного образа Ленина: «Он не просто играл роль Ленина, он был им». Об авторе книги «Неизвестный Ленин» можно сказать: он не просто прекрасно написал о Ленине в 1917 году, он прожил с ним весь этот год.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
This question is for testing whether you are a human visitor and to prevent automated spam submissions.