Я сама была жертвой клеветнической кампании и сознаю силу подложных новостей. Краткая история информационных войн с примерами из Украины и России

 

 

Жертва клеветнической кампании

Энн Эпплбаум | The Washington Post

 

"Пока ты не увидишь своими глазами, как работает дезинформация в XXI веке, тебе смешно о ней даже подумать. Но стоит осознать ее силу, перестаешь смеяться", - пишет обозреватель The Washington Post Энн Эпплбаум.

Автор вспоминает: "После вторжения в Крым, когда я довольно много писала об Украине, на сайтах, зарегистрированных в России, начали попадаться гадкие маленькие статейки про меня. Применялся метод, которым позднее воспользовались, чтобы приукрасить истории из электронных писем Национального комитета Демократической партии и Джона Подесты: смешать правду и ложь (мой договор на книгу и авторские отчисления расценивались как загадочные доходы из сомнительных источников), выступать с нелепыми утверждениями, перебрасывать вранье на другие сайты в России и наблюдать, как те передают его дальше".

"Россияне раньше всех осознали способность таких сетей одурачивать народ. Они также поняли, что доступное всем глобальное информпространство - дешевый способ вмешательства обнищавшей экс-сверхдержавы в политическую жизнь других стран", - говорится в статье. "Во время избирательной кампании в США, когда работали миллионы и миллионы ботов, циркулировали сотни подложных статей, а в деятельность "фабрик троллей" и ботнетов включилось много волонтеров, возможно, что ложь и резонаторы, сработанные в Кремле, кое-что изменили", - говорится в статье. "Самое малое, российские подложные сайты и ботнеты усиливали эффект от избирательной кампании Трампа, применявшей ту же тактику", - считает автор.

Эпплбаум находит две причины, которые объясняют уязвимость американцев перед сфальсифицированными новостями. Во-первых, Республиканская партия много лет внушала народу, что к "Вашингтону" надо относиться с ненавистью и страхом. Во-вторых, сейчас происходит глобальная медийная революция, люди воспринимают и усваивают политическую информацию совершенно новыми способами.

Книгопечатание создало возможности для Реформации и Контрреформации, которые вылились в кровавые религиозные войны. Возможностями радио пользовались тоталитарные режимы. Нам следует готовиться к грандиозным политическим потрясениям, заключает автор.

 

Источник: The Washington Post, inopressa.ru

Информационные войны: базовые параметры

 

информационные войныТеоретическое осмысление проблематики информационных войн началось в девяностые годы. Первой структурой, которая этим занималась, был американский Авиационный университет. А побудили к новым подходам разработки, которые велись в системе ВВС, на тему — какой может быть война 2025 г. (и последующих лет). То есть людям пришлось оторваться в своем мышлении от того, каким будет «железо», а начать думать о принципиально новых сферах.  

Впрочем, исторически точкой отсчета считают татаро-монголов, приходу чьих войск предшествовали слухи, мол, если вы не сдадитесь, вас ждут страшные муки. Один из американских полковников сравнил информационное пространство с воздушным. На воздушное пространство обратили внимание тогда, когда появилась возможность его эксплуатировать, до этого его никто не замечал.  

Теперь можно четко увидеть разделение технического аспекта и политического. Техники-компьютерщики выстраивают стены, чтобы никто не мог войти. И это действительно угроза, потому что, например, Китай ежедневно осуществляет 60-70 атак на Тайвань или США. В большинстве случаев это коммерческая заинтересованность в экономических секретах.  

Но смотреть надо шире, не только с точки зрения компьютерной специализации. Именно поэтому в Украине возникает проблема языка и не менее важная проблема собственного контента, о которой никто не вспоминает. Когда мы говорим, мол, первый перевод Гарри Поттера был украинская, мы забываем, что это просто чужой коммерческий проект. И действительно, чужие фильмы и бестселлеры входят в наше пространство регулярно. Но это происходит только потому, что в этом заинтересован производитель, потому что в США, кажется, половину денег кинопроизводители зарабатывают за рубежом. Поэтому в Европе европейское кино составляет 15-17%.  

Кстати, следует изучать (чего мы тоже не делаем) функционирования таких стран, как США — Канада или Великобритания — Ирландия: каким образом там порождается и содержится национальная идентичность в условиях доминирования одного информационного пространства над другим.  

Сейчас четко констатируется, что к международным отношениям, кроме политического, экономического или военного, добавлено еще и информационный измерение. Поэтому возникли новые типы специальностей и целей именно для этого пространства.

Термин «информационные войны» чисто публицистический или политический, даже военные его не употребляют. Их термин — «информационные операции», есть еще «психологические операции». Словосочетание «информационные войны» не употребляют потому, что войны можно вести тогда, когда действительно идет война, тогда как операциями можно заниматься всегда. Некоторые страны дополнительно предпочитают собственные определения, например, Австралия вместо «информационных операций» употребляет термин «информационные действия».  

Конфликты в информационном пространстве происходят постоянно, но речь идет о мере этой конфликтности, ее системности. Организованное на государственном уровне вмешательство в информационное пространство другого государства и является информационной войной.  

Впрочем, здесь следует различать вмешательства с целью отвести информацию от вмешательства с целью украсть информацию. Последнее легче остановить на техническом уровне, в то же время борьба с чужим контентом является сейчас сложной задачей.  

Новым трендом также становится переход от информационных операций к операциям влияния. Для американцев это связано с изменением типа войны, которую они ведут. Это теперь а) продолжительная война, б) партизанская война: в партизанских войнах существует достаточно серьезная зависимость от населения, в) следует добавить, что современные войны также зависят от поддержки собственным населением, с этим также связано использование некинетического оружия, которое не убивает.  

Украина постоянно оказывается в информационных конфликтах, внутренних и внешних. Внутренние конфликты связаны с такими «стимуляторами»:

а) политическая борьба, например, выборы интенсифицируют эти процессы,

б) отсутствие консенсуса по многим вопросам внутри страны, отсутствие собственной точки зрения на события, тогда эта точка зрения начинает «мигать» в зависимости от того, например, чьи новости мы транслируем,

в) активность сильных международных игроков, которые проталкивают свою точку зрения в информационном пространстве Украины,

г) экономические интересы (пример — газ), ради которых разворачиваются достаточно серьезные информационные кампании,

д) влияние внешних информационных кампаний, эхо которых становится ощутимым в Украине.

 Даже простое наблюдение за информационным пространством другой страны влияет на поведение основных игроков внутри страны. Подразумевается, в первую очередь, Россия, которая создала прецедент развертывания информационных войн на постсоветском пространстве. Объектами ее информационных кампаний в разное время были: Латвия, Эстония, Грузия, Беларусь, Украина.  

Можно констатировать, что на постсоветском пространстве наблюдается своеобразный вариант холодной войны. Это закономерный результат различия экономических, политических и военных интересов. Если они разные, а они действительно разные, это отразится на конкуренции различных точек зрения. Причем собственная точка зрения всегда будет казаться правильной.  

Россия всегда рассматривает постсоветское пространство как зону своих интересов. Соответственно, как обнаружили эти годы, Украина не может выработать собственную модель действительности, собственную точку зрения. Поэтому мы и ходим между западным и российским вариантами взгляда на мир.  

Содержание собственной модели мира является важной проблемой национальной безопасности. С одной стороны, это экономическая проблема, потому что нужно иметь мощные информационные ресурсы для тиражирования этой модели в различных типах носителей (СМИ, литература, искусство, образование, наука).

С другой стороны, это креативная проблема порождения собственного конкурентного контента. А социология говорит, что 85% украинцев в течение года не держали в руках ни одной книги украинского автора. То есть представьте себе, что этот достаточно малый информационный поток заканчивается ничем — отсутствием читателей.  

Список самых успешных украинских писателей завершается фамилией человека, 244 книги которой было куплено за год. И это на 45 миллионов населения! Без массовой культуры не будет собственной модели мира. А единственной нашей массовой культурой являются эстрадные певцы.  

Типовая модель информационной войны:  

  1. Ситуация, настоящая или искусственная, четко интерпретируется как негатив
  2. Отдельный факт становится закономерностью
  3. Акцент на негативных последствиях (потерпевших или убытках)  

Первым компонентом является фрейм. Факт никогда не входит сам, он всегда рассматривается под определенным углом зрения. Это фрейм «сурового отца», по которому США могут поучать другие страны, рассматривая их как детей (работы Дж. Лакоффа, например Lakoff G. The political brain. — New York etc., 2009). Другой политический психолог, Д. Вестен, тоже предлагает работать на более глубинном уровне (Westen D. The political brain. — New York, 2007). Например, запрет оружия может опираться либо на охоту, или на криминал.  

Фреймом называются ментальные конструкции, позволяющие понимать и интерпретировать действительность. В нем существуют некоторыее валентности, которые надо заполнять. Если есть агрессор, должна быть жертва и герой. Две стороны по-разному заполняют эти валентности. Для России — Грузия агрессор, для Грузии — Россия.  

Кстати, есть правило, согласно которому нельзя бороться с фреймом, потому что таким образом мы только усиливаем его. Вместо этого нужно создавать новый фрейм. Именно поэтому следует прежде выходить со своими интерпретациями ситуации. Поскольку изменить уже введенную в массовое сознание интерпретацию гораздо труднее.  

Еще одно правило требует использования простых слов. Что имеется в виду? В простых словах работают даже моторные ассоциации: это кресло, а не мебель, это кот, а не животное. «Кресло» мы знаем на ощупь, «мебель» — нет. «Кота» мы знаем в массе ассоциаций, «животное» — нет. Примеры из последних информационных войн именно такие: «Украина ворует газ»... Это описание ситуации максимально понятном и беспрекословном языке, достигается именно переводом ситуации на язык улицы. Эти моторные ассоциации еще называют работой тела, а не ума. Почему путинское «мочить в сортире» так хорошо воспринималось? Именно из-за этого.

Вторым компонентом является детализация нужного фрейма: чем больше деталей, тем больше веры в этот фрейм. Можем перечислить следующие направления: эксперты — визуализация — пострадавшие — «начальники» (чем больше конфликт, тем болле важный начальник нужен для выступления с телеэкрана).  

Третий компонент — это расширение фрейма. Сюда можно добавить обвинения, жертвы, собственную невиновность. Враг приобретает черты всемирного масштаба. Типичный украинский пример: «Банковая выписывает ордера» (кстати, при всех президентах).  

Какие факторы подскажут нам, что перед нами информационная кампания? (А это надо знать, поскольку информационная кампания предшествует кампании в физическом пространстве.) Можно подчеркнуть значимость таких факторов:  

  • Интенсив: это не случайное упоминание,
  • Внезапное начало / окончание,
  • Системность (например, сразу много каналов начинают говорить на эту тему),
  • Заранее известные журналисты, команды, каналы специализируются на этой тематике,
  • Негатив переходит границы,
  • Включение «начальников» в качестве «говорящих голов»,
  • Богатая визуализация: множество картинок, передающих информацию из разных географических точек.  

Вообще все, что говорится, проверяют на фокус-группах (Luntz F. Words that work. — New York, 2008). Например, каждое слово, произнесенное президентом Дж. Бушем, было предварительно проверено в таких фокус-группах. В результате проверок появилась, например, рекомендация говорить не «капитализм», а «свободное предпринимательство», поскольку американцы не любят слова «капитализм».  

Как следствие даже спичрайтеры подходят объективно к своей работе. Кстати, Ф. Лунц предоставил республиканцам длинный список таких слов, использование которых следует избегать.  

Сегодня информационные войны завершают эпоху интуитивного подхода, господствовавшего в начале. Ведь теперь аудитория, для которой конструируется месседж, хорошо изучена. Военным в этом плане во многом помог бизнес, который именно таким образом продвигает свои товары. Информационные войны опираются на точки уязвимости населения, когда продвигают свои идеи.

Георгий Почепцов, доктор филологических наук, профессор

psyfactor.org



Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
This question is for testing whether you are a human visitor and to prevent automated spam submissions.